Но значила ли вся эта информация, что я смогу сесть в эту машину? Наоборот. Но так вышло. И я в ней уже ехал. Для этого оказалось достаточно, чтобы Ваня сказал мне: «Папа, ты что, великий бояка?»
Ну, я и сел. И мы уже ехали, и Алена уже рассказывала, что на самом деле она, кажется, выросла из этой машины, что ей нужен более мощный болид, а я ей говорил, сидя на заднем сиденье с полузакрытыми глазами, что в разгар финансового кризиса мысли такие неуместны. А она говорила, что это же необязательно сейчас покупать другую машину и что просто это у нее мысли такие сейчас.
Дети молчали. Они не понимали, как и я, чем может быть плоха эта машина. А Алена, похоже, всерьез начала предпродажную подготовку. Она хотела, видимо, подготовить меня к продаже Peugeot 207.
– Главное – цель, – сказала она. – Необязательно сейчас, конечно, что-нибудь покупать.
– Главное – не цель, – сказал молчавший до этого Ваня. – Главное – скорость.
Мультик «Тачки» и правда в свое время перепахал, видимо, его сознание. Как и мое.
Я подумал, что надо запомнить эти слова. И даже запомнил.
Потом заговорила и Маша. Она рассказала, что завтра День учителя. И она стала вслух думать о том, какие цветы подарит учительнице. Она перебрала много цветов, пока мы ехали, и это даже отвлекло меня от дурных мыслей и мрачных предчувствий. Но потом мы все-таки благополучно доехали. Про цветы я, конечно, сразу забыл. Я до сих пор не могу вспомнить, на каких цветах она остановилась. Видимо, я все-таки слишком сильно переживал в те минуты.
А потом случилось следующее. Маша пришла из школы с цветами. Этого, по идее, никак не могло быть. Если она ушла в школу с цветами и был День учителя, то она никак не могла с цветами и вернуться. Цветы должны были остаться у учительницы. Но нет – она пришла с цветами.
Правда, это оказались все-таки не те цветы, с которыми она уходила. И вот какова была удивительная судьба этих цветов. С ними в тот день пришел в школу другой ученик. Это очень хороший мальчик. Я его знаю. Чувствующий, интеллигентный. Карате занимается.
И он хотел подарить эти цветы учительнице. Именно для этого он принес их в школу. А потом случилось страшное. На первом уроке он не успел подарить цветы, а на перемене мальчишки увлеклись, ну и… Понятно, что бывает, когда мальчишки увлекаются. В таких случаях учительница говорит им в начале второго урока, что по поведению все мальчики получают двойки, а девочки – пятерки. В принципе все логично.
Но этот мальчик так близко принял все к сердцу, что и после второго урока не стал дарить учительнице цветы. Он их ей вообще не стал дарить. А подарил их Маше.
Красивый, дорогой букет. Я его видел. Это были первые цветы, которые Маша получила от мальчика.
Дни ее рождения я не считаю.
«Держись, парень…»
Маша сказала, что в школе у нее все не очень хорошо. Я начал ее спрашивать, но она замолчала. Она, я видел, готова была вообще перестать разговаривать со мной. Она бы ничего не сказала больше.
Я спросил у Алены, не знает ли она, что с Машей. Алена не знала и сказала, что надо поговорить с учительницей. А мне не хотелось. Я чувствовал – тут что-то не то.
Я поговорил с Ваней. Они с Машей все-таки в одном здании (школа – детский сад), все там друг друга знают, и наверняка он может сообщить по этому поводу что-то важное. И он сообщил.
– Я думаю, она лжет, – сказал Ваня. – У нас все в порядке.
Через пару дней мы ехали с ней куда-то по делам (а! смотреть кино «Адмиралъ»), и она снова заговорила об этом. Все выяснилось. Ей мешает жить один мальчик – Валера, что ли. Он не дает ей прохода. Он толкает ее, обзывает ее.
– И, папа… – тихо сказала Маша. – Вчера он ущипнул меня за попу.
Ну и все. Тут-то в глазах у меня и потемнело.
– Я его убью! – сказал я.
Маша была полностью удовлетворена ответом.
– А когда? – уточнила она.
– Завтра утром, – я говорил совершенно серьезно. – Я отвезу вас в школу, и я убью его.
Все можно было простить ему, кроме того, что он сделал вчера с моей дочерью.
Фильм еще к тому же совершенно не стоил потраченного на него времени, я возвращался домой в отвратительном настроении и все время думал про Варю Сварцевич.
В детском саду у нас была Варя Сварцевич. Она очень хорошо рисовала. Все, что она делала, было очень хорошо. Она заправляла мою постель после тихого часа – я не знаю почему.
Когда мы нашей группой шли по улице, мы с ней всегда шли парой, держась за руки.
Я помню, как поджидал ее около подъезда после школы. Ждать приходилось подолгу, потому что я же не знал, когда она выйдет. И я стоял с тяжеленным красным кирпичом под нескользкой металлической горкой и ждал. Два раза я ее дождался. Один раз не докинул. Второй раз она успела отбежать. В глазах ее не было обиды. Мне кажется, она все понимала. Боже, как я любил ее!
Прошло еще несколько лет, прежде чем мы расстались. Повзрослев (я ходил в старшую группу детского сада и уже готовился к школе), я поцеловал ее в щеку на глазах у всей группы, когда мы все шли, взявшись за руки, парами мимо универсама.
Потом после восьмого класса она поступила в художественное училище, а я перешел в девятый. И вся моя остальная жизнь уже не так интересна. Таких масштабных событий и такого накала страстей в ней уже не было. Нет, хотя были же еще две или даже три истории. Ну да, были.
И вот на следующий день я повез Машу и Ваню в школу. Маша откровенно торжествовала. Она, кажется, до самого последнего момента не верила в свою удачу.
– Послушай, Маша, – сказал я. – Валера этот свое, конечно, получит. Но неужели тебе его даже ничуточки не жалко? Может, он хороший? Ну бывает, ошибся. Поправим…
– Нет, мне его не жалко, – сказала Маша. – Я ему даже списывать не даю.
– А кому даешь?
– Ну… – замялась она. – Одному мальчику даю.
Я не стал расспрашивать еще и про этого мальчика, чтобы, во-первых, не расстраиваться еще больше, а во-вторых, чтобы не пришлось разбираться еще и с ним.
Валеры еще не было. Но была учительница. Я спросил ее, кто это – Валера.
– А-а-а, – сказала она, – пойдемте поговорим. Мы зашли в пустой полутемный кабинет, я сел на учительское место, и она рассказала, что Валера и правда очень сильно влюбился в Машу.
– Он ничего не скрывает от родителей, – сказала она. – У него хорошие родители. Они никогда, например, не настаивают, что их мальчик во всем прав. И он им рассказал, что он любит Машу. Он не знает, что ему делать.
– Он знает, – сказал я. – Он ущипнул Машу за попу. Учительница приняла это известие очень близко к сердцу, так что я даже был ей сильно благодарен. Она сказала:
– Я поговорю с ним, обязательно.
