– А он эротическую студию ведет во Дворце железнодорожников, – объяснил Деветьяров. – Ты что, не знал?
– Нет, – сказал Маштаков, безуспешно пытаясь примагнитить взглядом Черышеву. – Ему консультант не нужен?
– Спрошу, – ответил Деветьяров.
В это время Оленька Шефер обнаружила среди портретов знакомое лицо и на все фойе закричала:
– Ой! Смотрите – Андрюша! Андрей Николаи-ич!
Через секунду восемь девушек весело щебетали возле деветьяровского портрета.
Маштаков выразительно посмотрел на коллегу:
– Значит, говоришь, Дворец железнодорожников…
– Давай скорее, Поволжье! – поторопил Шленский Шефер, жадно кусавшую от бутерброда с рыбой.
– Ыну, – ответила та, что должно было означать «иду».
Уже прозвенел третий звонок, и девушки, торопливо допивая водичку, поспешили в зал. Пользуясь отсутствием режиссуры, Лаврушина и Черышева на ходу засовывали в рот по второму эклеру.
– А вы будете смотреть? – спросила Кузнецова. Она тенью стояла за плечом Шленского.
– Я, Леночка, видел это раз двадцать, – улыбнулся Шленский.
– Значит, не пойдете? – спросила она.
Шленский покачал головой.
– Леонид Михайлович, – попросила Кузнецова. – Можно, я останусь с вами?
Шефер наконец допила сок и, бросив на них быстрый взгляд, выскочила из буфета.
– Не надо, что вы… – Шленский испугался и тут же устыдился своего испуга. – Зачем, Леночка? – попробовал отшутиться он. – Вы на меня еще наглядитесь…
Кузнецова покачала головой:
– Не нагляжусь.
Шленский медленно погладил ее по щеке, и Лена, закрыв глаза, поворотом головы прижала его руку к своему плечу. Буфетчица, лежа всей грудью на стойке, наблюдала эту пастораль.
– Лена, – сказал Шленский, – вам пора на спектакль.
– Угу, – не открывая глаз, сказала она.
– Двадцать два несчастья! – сказал Яша – Деветьяров. – Глупый человек, между нами говоря…
В зале раздался дружный девичий смех, и партнерша по сцене из-под руки послала Деветьярову взгляд, полный возмущения. Тот, не выходя из образа, невинно развел руками: что я могу сделать, если так нравлюсь девушкам?
Шленский курил, сидя в темном фойе.
– Леня, – подойдя, попросила билетерша, – не кури здесь. Нас ругать будут.
– Извините… – Он затушил сигарету о подошву и вдруг, скривившись, мотнул головой и замычал, как от боли.
«Икарус» вез их назад сквозь вечернюю Москву. Шленский сидел закрыв глаза. В просвете между креслами, повернув откинутую на спинку сиденья голову, на него не отрываясь смотрела Кузнецова.
– Леночка, – сахарно заметила сидевшая через проход Стеценко, – осторожнее, миленькая, шейка затечет…
Кузнецова даже не посмотрела на говорившую, но Шленский вздрогнул. Потом повернулся, нашел ее глаза и улыбнулся.
Автобус ехал сквозь вечерние окраины, и они не отрываясь смотрели друг на друга.
– Погоди! Не рассказывай, я сейчас! – Аслан, умоляюще посмотрев на Деветьярова, мигом слетал к стойке бара и вернулся к столу с двумя стаканами и тарелкой бутербродов.
– Ну!
– Ну вот, – продолжил Деветьяров. – Врач и говорит ему: раздевайтесь. Ну, он штаны спускает, а там вот такое… – Размеры Андрей показал руками. – Врач говорит: ну ничего странного, вылечим. А мужик говорит: что вы, доктор, это я вам здоровое показал…
Аслан, взмахнув руками, бесшумно сложился пополам и пополз от смеха.
– А про Курочку Рябу знаешь? – спросил Деветьяров.
Аслан, заранее веселясь, приготовился слушать дальше. Но анекдота про курочку не последовало. К столику с чашечкой кофе и бутербродами подошла Ева Сергеевна.
– Не помешаю?
– Ну что вы, – сказал Деветьяров.
– Я поиграю пока, – сказал Аслан, выходя из-за стола.
– Как вам у нас? – спросила Ева Сергеевна.
– Нам у вас замечательно, – ответил Деветьяров.
– Питание, отдых…
– Все прекрасно, – сказал Деветьяров.
– Не устаете? – поинтересовалась она.
– Ну что вы, – улыбнулся он.
– А меня тревожит ваше состояние, – произнесла Ева Сергеевна. – Вы очень мало отдыхаете. Почти не спите. Ночами вас не бывает в номере…
Деветьяров перестал пить кофе.
– Это очень плохо, Андрей, – продолжила Ева Сергеевна. – Ведь вы взрослый человек, женатый… У вас ребенок, работа в театре. Нельзя так не щадить себя.
Она щелкнула зажигалкой и прикурила.
– Ева Сергеевна, – сказал наконец Деветьяров. – У меня такое ощущение, что вам от меня что-то нужно.
Ева Сергеевна покачала головой:
– Ну что вы, Андрей. Просто хочу помочь вам сориентироваться в ситуации.
– В какой ситуации? – поднял брови Деветьяров.
Но ответа не последовало. В бар в сопровождении Степана входил Роман Юрьевич.
– Привет миру искусств! – весело поприветствовал он. – Все за Жукову агитируешь?
– Ромочка, – по-семейному улыбнулась Ева Сергеевна, – Андрея не надо агитировать за Сашу: у них прекрасные отношения.
– Ну что же, – усаживаясь за их столик, осклабился Роман Юрьевич. – Молодой мужчина, красивая девушка… Учитель и ученица… Это так романтично.
Степан, принеся кофе, щелкнул зажигалкой. Роман Юрьевич, прикурив, жестом отправил его на все четыре стороны и повернулся к Деветьярову:
– Маэстро, вы не позволите мне поговорить с вашей дамой наедине?
– Это ваша дама, – вставая, светски улыбнулся Деветьяров и отошел к стойке бара.
– Андрюша, коньячку? – спросил бармен.
– И побольше, – ответил тот. На лице Деветьярова все еще стояла резиновая улыбка.
– Ага, ага, – сказал Шленский. – То, что надо.
Веснина, как первый раз в жизни, рассматривала свое отражение в зеркале. Позади стояли парикмахер и косметолог Катя.
– А если еще глаза – в сторону Востока? – предложил Шленский. – Чуть-чуть, а?
– Попробуем. – Катя, стоя за спиной у Весниной, двумя пальцами аккуратно растянула ей глаза к ушам. – Ого! Просто мадам Баттерфляй!
