– Андрюша! – окликнул Шленский вошедшего Деветьярова. – Нравится девушка?
– Аск, – ответил Деветьяров.
– Ну, пошли, – сказал Шленский. – Мата Хари!
В холле с зеркальной стеной модельер Аркадий, смуглый человек, одетый, пожалуй, с излишним изяществом, готовил девушек к «строевому смотру». Войдя, Шленский сразу встретился глазами с обернувшейся от зеркала Кузнецовой – и они в открытую улыбнулись друг другу.
– Леонид Михайлович! – бросилась под защиту режиссера Оленька Шефер. – Скажите ему: мне плохо с оборками, это не мой стиль, совсем не мой…
– Не говори при мне этого слова! – закричал от зеркала Аркадий. – У тебя нет стиля! Твой стиль – тряпочки-рюшечки!
Шефер зарыдала, размазывая тушь по щекам. Веснина тут же бросилась к ней обниматься и утешать.
– Дура! – завопил Аркадий. – Я придумал тебе стиль! Постой, посмотри на себя внимательно. Черышева! Не смей делать выше!
– Почему вы прячете мои ноги! – возмутилась Черышева. – Вам не нравятся – не смотрите! Вот как надо! – И она подняла юбку еще на десяток сантиметров.
– И на панель, на панель! – заорал Аркадий.
– Спокойно, девушки! – попросил Шленский.
Рыжая Стеценко заржала. Модельер вспыхнул, и Шленский, указав на костюмы, тут же замял оплошность:
– Аркадий! Класс!
Аркадий поправил очки и скромно улыбнулся. Деветьяров, вытянув ноги, молча наблюдал из кресла процесс преобразования девушек.
– Аркадий, а если еще у´ же? – спросила Даля.
– Упадешь, – сказал Аркадий.
– Не упаду, – сказала Даля. – Смотрите. – И прошлась. – А?
– Саша! – позвал Деветьяров. – Можно тебя на секундочку?
– Момент! – Жукова поправила платье на небольшой, но эффектной груди и, поставленным шагом подойдя к Андрею, остановилась возле его кресла и неотразимо улыбнулась.
– Очень здорово, – сказал он и, протянув руку, по-хозяйски провел ею по спине и бедру девушки.
– Что такое? – напряглась Жукова.
– Прости, привычка, – ответил Деветьяров. – Скажи, Сашенька, ты каждый раз, когда мы с тобой трахались, об этом докладывала?
– Когда мы с тобой, то не каждый, – просто ответила Жукова.
– Ну, спасибо, – сказал Деветьяров.
– Всегда пожалуйста, – ответила Жукова и, резко повернувшись, пошла к зеркалу.
– Леонид Михайлович! Посмотрите.
Шленский обернулся.
– Хорошо? – спросила Кузнецова.
Шленский строго и внимательно осмотрел ее, но не выдержал собственной игры и улыбнулся:
– Очень.
Кузнецова, расправив платье, вдруг с визгом закружилась вокруг себя.
– Тихоня-то наша, – заметила Лаврушиной Стеценко, – совсем взбесилась.
– Елена, – официальным тоном осведомился Шленский, – Елена, в чем дело?
«Не ска-жу», – одними губами ответила она.
– Леня, Андрей! – В дверях стоял телохранитель. – Роман Юрьевич сказал: скорее переодеваться – и в автобус.
Шленский в недоумении посмотрел на Степана.
– Итальянец прилетел, – сказал Степан – как всегда, безо всякого выражения.
Автобус остановился у Хаммеровского центра. Они прошли мимо швейцара и остановились, рассматривая это великолепие.
– Ну, сеньориты, – голосом гида объявил Деветьяров, – приплыли. Наш общий итальянский папа живет здесь и мечтает увидеть своих дочурок. Напоминаю: «спасибо» по-итальянски «грациа», а «макароны» – «спагетти».
– А как по-итальянски: «Папа, возьми меня с собой»? – спросила Стеценко.
Двери лифта открылись. Шленский и Роман Юрьевич пошли по широкому коридору, глядя на номера апартаментов.
– Это главный спонсор, – на ходу инструктировал Роман Юрьевич. – Его зовут Никколо Берти, господин Берти. Говорить ничего не надо, надо стоять и кивать головой. Все давно согласовано.
– Что?
– Не бери в голову. Будет о чем спрашивать – не волнуйся, отвечай спокойно.
– Да я вообще спокойный, – сказал Шленский.
Роман Юрьевич кинул на него внимательный взгляд.
– Это пройдет, – заверил он.
Дверь открыла улыбающаяся женщина в больших очках.
– Господин Берти ждет вас.
Итальянец стоял в проеме дверей.
– Бон джорно! – радостно воскликнул Роман Юрьевич и, осклабившись улыбкой, вошел с протянутой навстречу рукой.
Женщина закрыла дверь за Шленским, и из-за двери понеслись звуки плохой английской речи: то с итальянским акцентом, то с отечественным. Но ненадолго: дверь снова открылась, и Роман Юрьевич быстро пошел обратно к лифту.
– Господин Берти слышал много хороших слов о вас и хотел бы узнать о ходе работы над финальным шоу. – В отсутствие Романа Юрьевича разговор шел на родных языках, через переводчицу.
– Работа идет нормально, – ответил Шленский. – Надеюсь, результат понравится господину Берти.
– О’кей, – выслушав переводчицу, сказал итальянец и снова перешел на родной язык.
– Господин Берти надеется, что в программе шоу найдется место для показа его работы, – перевела женщина.
– А что выпускает фирма господина Берти? – поинтересовался Шленский.
Этот бестактный вопрос женщина переводить не стала, а быстро ответила сама:
– Белье. Нижнее белье.
Итальянец закивал головой и радостно опробовал звучание иностранного слова:
– Бель-е!
В апартаменты, пригнанные Р.Ю., стаей овечек уже входили девушки.
– Я должен подумать, – уклончиво ответил Шленский.
– О’кей, – сказал господин Берти и что-то крикнул по-итальянски.
Из соседней комнаты появился молодой человек. Увидев девушек, произнес интернациональное «о-о!», нежно пододвинул за талию стоявшую с краю Лаврушину, улыбнулся Деветьярову и вышел из номера.
– Господин Никколо Берти! – радостно представил итальянца Роман Юрьевич.
Он выглядел добрым Дедушкой Морозом.
– There are our beauty…
– О, how pretty… – сказал господин Берти, разглядывая их с тем выражением удовольствия на лице, какое бывает у человека, прикупившего нечто изящное.
Молодой итальянец вернулся с огромным полиэтиленовым мешком и по знаку господина Берти вывалил из него на ковер с полсотни разноцветных ночных рубашек.
– Это презент, – перевела женщина. Господин Берти ободряющим жестом указал на кучу своего товара внизу. – Это ваше, – перевела женщина.
