– Познакомьтесь, – сказала Ева Сергеевна. – Андрей Деветьяров.
Осинский, как сотенную купюру, протянул руку. Представлять его необходимости не было.
– Может быть, вы мне что-нибудь объясните? – спросил Деветьяров.
– А вам разве Леня ничего не сказал? – удивилась Ева Сергеевна.
– А Леня в курсе?
– Конечно! Мы с ним все согласовали, – пожала плечами Ева Сергеевна.
– А-а, – помолчав, сказал Деветьяров. – Ну, это другое дело…
– Приятно было познакомиться, – напомнил Осинский.
– Да-да, – сказал Деветьяров.
Он вышел в бильярдную, где гонял шары Аслан.
– Привет, Андрюша, – поприветствовал тот его. – Хочешь сыграть?
Деветьяров покачал головой и присел в кресло.
– Ты чего? – недоуменно спросил Аслан.
– Представляешь, меня с конкурса сняли, – криво улыбнувшись, ответил Деветьяров. Он был растерян.
– За что?
– Да ни за что. Осинский будет вести.
– Аслан, твой удар, – напомнил долговязый фотограф – детина с кием.
– Погоди, – сказал тот. – Это вон тот?
Сидя с Евой Сергеевной, Осинский вытряхивал последние капли из бутылки себе в стакан.
– Тот, тот… – ответил Деветьяров и, хлопнув себя по коленкам, поднялся. – Извини, Асланчик, не буду портить настроения. Пойду. К черту!..
– Ты отдохни, – ответил Аслан. – Выспись. Утро вечера мудренее.
Лена Кузнецова выходила из деветьяровского номера и скрывалась за поворотом лестницы – и снова выходила из деветьяровского номера…
Зазвенел будильник. Шленский открыл глаза. На календаре, обведенное красным фломастером, чернело семнадцатое число.
Деветьяров, проснувшись еще раньше, лежал в постели с открытыми глазами.
Шленский не позвонил Деветьярову – и тот не стукнул ему в стену, как ежедневно бывало раньше. Каждый из них запер дверь и спустился на завтрак.
– Все в порядке? – весело спросил Шленский, подойдя к Кузнецовой.
– Да, – улыбнувшись, ответила она и начала приподниматься ему навстречу.
– Ну, я рад, – еще веселее сказал Шленский. – Сиди, сиди… – И отошел за свой столик.
– Общий привет, – входя, улыбнулся Деветьяров. – Приятного аппетита, – сказал он Аслану. – И тебе, – обратился он к Шленскому.
Шленский молча доел шпроты и пододвинул к себе свою порцию гренок.
– Аслан, когда выезд? – спросил он наконец.
– В пол-одиннадцатого, – ответил Аслан.
– Угу.
– Поесть, что ли, напоследок? – риторически вопросил напряженно-веселый Деветьяров. – А то ведь могли и с пайка снять, – поделился он с Асланом. – За ненадобностью…
– Андрей! – К их столику подошел Роман Юрьевич. – Для вас хорошие вести.
– Ну-ну, – отозвался Деветьяров.
– Конкурс ведете вы, – сказал Роман Юрьевич.
Шленский и Деветьяров одновременно подняли головы. Только Аслан продолжал прихлебывать какао, заедая его гренком.
– А Осинский? – улыбнулся Деветьяров.
– Осинский руку сломал. – Роман Юрьевич внимательно посмотрел на Деветьярова. – А вы не знали?
Деветьяров и Шленский переглянулись и тут же отдернули взгляды.
– Как «сломал»? – переспросил Шленский.
– Просто. Напился, как свинья, и упал с лестницы, – без выражения ответил Роман Юрьевич. – Хорошо еще, Аслан рядом был.
– Угу, – скромно сказал Аслан, доливая из чайника какао. – Еле поймал его. Тяжелый… И зачем люди пьют? – повернувшись к Деветьярову, спросил он. – Один вред от этого.
– Ну хорошо, – неопределенно сказал Деветьярову Роман Юрьевич и отошел от столика.
– Ну, я пойду, – сказал Шленский и вышел из-за стола.
– Так, значит, еле поймал? – уточнил Деветьяров.
– Он погибнуть мог, – без улыбки ответил Аслан.
– Сережа! – кричал Шленский. – Дай семьдесят процентов!
Голубоватое пятно на черной сцене становилось светлее.
– Вот так! Теперь – что-нибудь на третий план!
В зале Дома актера – в Москве, на Тверской – полным ходом шла подготовка к вечеру. По стенам фойе были развешаны фотографии финалисток; вдоль них бродили допущенные на этаж завсегдатаи Дома.
Расположившись в креслах у столика, Жукова и Стеценко, не стесняясь, обсуждали мужчин, останавливавшихся у фотографий.
Неподалеку, на подоконнике, глядя вниз, сидела у открытого окна Кузнецова. С высоты пятого этажа была видна улица Горького и кусок сквера. Напротив, прямо на тротуаре, целовалась какая-то пара.
– Лена! – В дверях зала стоял Шленский.
Кузнецова, соскочив с подоконника, с готовностью шагнула навстречу:
– Да, Леонид Михайлович!
– Лена, у меня к вам просьба, – сказал Шленский. – Позовите, пожалуйста, в зал Андрея Николаевича. Он внизу, в буфете. И девушек.
– Хорошо, – сказала Кузнецова.
– Спасибо. – Шленский, нащупав пачку сигарет, подошел к соседнему окну, растворил его и закурил. Когда через несколько секунд он обернулся, Кузнецова все еще стояла, словно ждала чего-то. Встретив его взгляд, она повернулась и быстро вышла из фойе.
Шленский курил, глядя, как через дорогу все еще целуется та же пара.
Девушки стекались в зал, выходили на сцену, примеряясь к ней. Монтировщики, поглядывая в их сторону, установили на заднем плане кресло-трон для победительницы и ушли за кулисы.
Жукова немедленно села на трон и спросила:
– Как смотрюсь?
Черышева фыркнула. Быстро отвернулась литовка. Лаврушина снисходительно усмехнулась.
– Ой! Дай мне посидеть! – попросила Веснина.
– Девушки, на первый номер! – Хлопая в ладоши, в зал вошел Деветьяров.
Шленский, стоявший у окна, никак не среагировал на его голос, а Деветьяров словно и не заметил его.
– А потом прогон будет? – спросила Шефер.
– Это – к Леониду Михайловичу, – ответил Деветьяров.
– Андрей Николаевич, – спросил Шленский, – вам сорока минут хватит?
– Да.
– Отлично.
И Шленский отправился по фойе мимо служительниц, внимательно рассматривавших полуобнаженную Кузнецову на фотографии.
– Проститутка! – возмущенно пропыхтела наконец одна. Шленский резко обернулся. – А вы что: не согласны? – с вызовом спросила служительница.
До начала оставалось меньше часа. За кулисами царило возбуждение. Одни девушки делали макияж, другие дожидались своей очереди. Крутила телефонный диск Ева Сергеевна; в углу молча сидел телохранитель Степан.
