И тут случилось чудо! Забитые кулинарные потенции встрепенулись, подняли голову и потребовали для начала фартук, свежее полотенце и чистых рук. Все это им было предоставлено. На что — с присущей им наглостью — потенции заявили, что мы будем делать не просто лепешки, а НАСТОЯЩИЕ ПИРОЖКИ С КАРТОШКОЙ.
Пока Лень лежала в обмороке, а Вечная Занятость заботливо опрыскивала ее холодной водичкой, эти… в фартуке и с полотенцем на плече уже достали глыбу из холодильника и поставили в микроволновку размораживаться. Микроволновка, отродясь не знакомая ни с кем, кроме быстрых супов и сосисок, покряхтела озадаченно, но за дело взялась горячо и споро. Безумие — оно затягивает. В это время руки, тоже втянутые в пищевую оргию, быстро, словно боясь не успеть до включения сознания, чистили картошку.
Картошка лежала в коробке с последнего приезда мамы и явно обрадовалась, что ей не суждено умереть своей смертью, хотя первые, да что скрывать, и вторые признаки увядания, были уже на лицо. Не обращая внимания на такие мелочи, эти кулинарные прихвостни, радостно поставили картошку на плиту, сообразили даже налить туда воды и потрясти пустой солонкой над кастрюлей… Так положено. Тесто во всей своей квашнистой красе, как баба после бани, расползлось по микроволновке.
По случаю Великого Кулинарного Приступа, со стола были убраны все недопитые чашки кофе, стручки засохшей колбасы, зубочистки и фантики от конфет. Предполагалось, что на столе сейчас развернется плацдарм для будущих кругленьких хорошеньких сочней. В поле зрения оставила лишь сигареты, как оставляет суеверный анестезиолог еще один шприц с наркозом для не вовремя проснувшегося пациента.
И тут выяснилось, что нет муки. То, что картофельное пюре придется делать без масла и молока, я поняла еще раньше. А вот отсутствие в доме еще и скалки озаботило уже не на шутку. Приняв стратегическое решение — «делать без всего, а тесто катать бутылкой», я полчаса искала бутылку. Картошка уже исходила влажным паром, сковородка, устав калиться на плите, стала гнусно шипеть, выбрасывая в атмосферу пары перегоревшего жира.
Бутылка не находилась. Пластиковым баллоном тесто кататься не стало, а размазывалось на нем, как теплая жвачка. К ножу тесто прилипало тоже. И к вилке, которой тесто отскребалось от ножа. И к деревянной лопаточке, призванной спасти вилку и нож от липких объятий. Более того, тесто прилипало ко всему, к чему прикасалось. К стенам, к столу, к штанам и даже к носу любопытной Варвары, купившей билеты в первый ряд на просмотр увлекательного спектакля «Мама сначала готовит, а потом моет раму».
Варвара чихнула, а я занервничала: не так, не так представляла себе праздничный воскресный вечер! Я сказала себе: в войну ведь был дефицит муки, значит, жарили как-то без нее. Ели какие-то там лепешки из полыни или из пижмы, или о! точно — из лебеды. И жарили их… на воде, что ли? Смочив руки и взявшись за тесто, я поняла, что это была очередная и, пожалуй, самая большая ошибка. Тесто из просто вязкой субстанции превратилось в некое подобие клейстера и формироваться в сочни или хотя бы в отдельно взятые куски отказалось наотрез.
Жестом отчаяния, ложкой, отцепила от массы три комка и с обидой бросила их на сковородку. Та жадно зашкворчала, забурлила маслом вокруг жертв и тут же сообщила мне, что с одной стороны корочка готова. С другой стороны корочка образовалась еще быстрее. Внутри подгоревших комочков был все тот же клейстер.
Ужинали мы в тягостном молчании, давясь разварившейся картошкой и отводя взгляд от целой горы поднявшегося в своей злорадной усладе теста. Чай был прописан несладкий, сметана отдана Варваре, а самая красивая тарелка так и осталась горевать в одиночестве, не познав горячей тяжести лучших в мире лепешек из чуть кисловатого теста.
Эпилог.
Вечером, позвонив в службу спасения — маме по межгороду, стала выяснять — можно ли поднявшееся тесто снова запихнуть в морозилку? Или лучше сразу в ведро? Мама поначалу встревожено спросила — неужели у меня закончились запасы колбасы, что я подвергаю свою психику таким перегрузкам как жарение лепешек, и, получив уверения, что колбаса наличествует, а «жарение» — всего лишь временный заскок, успокоено дала инструкции… Тесто до утра не трогать, тряпочкой прикрыть, чтоб «не заветрилось», а утром смазать руки подсолнечным маслом и тесто чуть смазать, потом повторить все сначала. Сходить в магазин за мукой или хотя бы за скалкой мама мне почему-то даже не предложила…
В 158 китайский раз про путь к сердцу мужчины
… Лепешки!… Амммм!… Мммм… Хороши.., ой, горячие только! Сметанки на них.., вот так.., мммм… и чаю вкусного.., ароматного… умбрмммммм, я молодец.., ммммммм. Вечная слава моей маме!… И плите… мммммм! А лепешки — объедение! Горяченькие, с пылу с жару!… Румяные, с золотистым бочком… кругленькие пышечки… на масле жареные! Я СДЕЛАЛА ЭТО.
Вместо муки взяла подсолнечное масло, руки смазала и сочни — слегка. Раскатала взятой в аренду соседской скалкой. Включила плиту, поставила сковороду, налила масла, подогрела, положила сочни и поджарила.
Смачного вам аппетита! Забыты и драчливые бабки, и гомики на выпасе. Я вам лучше другую историю расскажу.
Назову ее… ну, скажем…
С собакой замуж не возьмут?
То, что претендента нужно проверить «на любовь» с помощью собаки — и ежику понятно. А вот найти претендента, имея в загашнике собачку, — сооомневаюсь!…
Сколько гуляю — хоть бы одна сволочь подошла. Не идет клиент, хоть тресни! Только и слышу: «Ой, ОООООЙ!… Попридержите собааааааааку!» И ну драпать. Все мои уверения, что, по последним данным, собака — друг человека, пропадают втуне.
Хотя нет.., вру. Позавчера мальчика на пустыре нашли. Хороший такой мальчик, мааалоденький, одухотворенный — Александр Блок в юности. Кудрей, вероятно, — из-за капюшона не видать. С боксером гулял. Увидел нас и аж присел от восхищения.
Вот оно, думаю! Вот оно! Девчонки предупреждали! Не веришь в него, в счастье женское, так оно само тебя на пустыре подкараулит.
А счастье было симпатичное. Высокое, глаз с поволокой, собачка породы боксер опять же рядом бегает — свой человек. Стоит счастье сусликом, шею в нашу сторону тянет. Иди, мол, ко мне, любовь моя, заждался тебя, истосковался! Вот какая поза у него была. Красноречивая.
Ну мы, значит, тоже цену себе знаем, вошкаемся в сторонке. Что мы — красавцев на пустыре не видели? Красавцев этих тут — метлой подметай! А вот какашка в сугробе — это да, это магнит! Или вон та картонка погрызенная… Не говоря про главное сокровище — настоящее, меченное перемеченное кобелями колесо! Ходим, в упор Суслика не замечаем, но круги постепенно сужаем… Тут материя тонкая — клиента пугать сразу не надо.
А клиент и сам не робкий, рвется общаться, из суслика козликом сделался, на месте прыгает. Зябко, сердешному, без любви.
В таком деле главное — что? Вовремя закруглиться с маневрами и пойти на сближение.
Здрасьте — здрасьте, а у вас кто? А у вас? Сколько лет?…
