Альфонс повернулся и отошел без звука. Приперли его к стенке, так что лучше уж помалкивать.
Ивонну мы несли по очереди. Не сказать, чтобы она очень уж ослабла, но лихорадка не отпускала ее по-прежнему. Будь у нас хинин, мы бы поставили ее на ноги и она продолжила бы с нами путь.
Врубаясь в чащу, мы прокладывали себе дорогу, несли девушку, помогали идти Квасичу. Надолго ли нас хватит при таком паршивом снаряжении?
– Стой! – воскликнул вдруг Альфонс Ничейный. Мы опустили ножи, которыми вырубали лианы. – Там, впереди, – люди.
Люди, в глухой чащобе? Чудеса, да и только! Но у Альфонса и зрение, и слух отменные.
– Ждите меня! – приказал он и ползком на животе стал пробираться сквозь зеленую гущу.
Прошло минут десять. Ивонна видела эту сцену и вроде бы даже хотела что-то сказать, но где там… Альфонс проворством не уступит белке, а то и леопарду. Девушка прижала руку к груди, словно желая приглушить биение сердца, и не сводила глаз с того узкого лаза, где скрылся Альфонс Ничейный… Наконец послышался шорох, и появился наш разведчик.
– Солдаты разбили лагерь… четыре палатки. Техническая бригада проводит учения.
– Как теперь быть?
– Квасич доставит туда Ивонну.
– Я не пойду!
– Никакие возражения не принимаются! Здесь командую я. Наша главная цель – доставить письмо.
Ивонна улыбнулась.
– Письмо уже в надежном месте.
Альфонс Ничейный схватился за карман и извлек запечатанный конверт.
– Вот же оно!
– Это вовсе не доклад отца. Пока вы готовились в дорогу, месье Буланже шепнул мне, что заветный конверт он спрятал у себя.
Потрясенные, мы молча переглянулись.
– Господин Буланже объяснил, – продолжала Ивонна, а мы ошеломленно замерли, – что вечером он удерет из Игори на том поезде, который доставил строительные материалы, и через рыбацкую гавань за неделю доберется до Маради. Но ему не хотелось спорить с вами. Коль скоро отец желает, он доставит письмо по назначению, но лишь в том случае, если мы дадим честное слово, что вы об этом не узнаете. Я дала обещание молчать трое суток. Теперь этот срок истек.
Альфонс Ничейный вскрыл конверт. Оттуда выпали кулинарная книга – произведение левинских учеников – и записка.
«Друшки май, приятили!
Вы мне ни довиряити, а я вам ни верю. Я вааще никому ни верю. Упертые вы, как аслы. А етат Акавалык ваабразил а сибе бознат што и никаво ни жылаит слушыть. Сколько рас яво придуприждал, а иму фее ходь бы хны. Был вить уже случий, када он, ведьма, змие паткалоднай фзял да аддал очинь важный дакумент. Как иму после етава верить? Гиниральскую дипешу я даставлю сам. Поизт кадежний фсякава плата. Как толька капитан и Аднаглазый улягуцца, я и падмажу пятки. И вам таво жа жалаю.
Здорова я вас абвел вакруг пальца? То-то жа!
С приветам к вам am миня».
Мы были совершенно ошарашены.
– Напрасно вы таились, – заговорил наконец Альфонс Ничейный. – Изложи мне свой замысел Турецкий Султан, и я бы согласился с ним. Путь, который он выбрал, надежнее и быстрее.
– Я так рада, что вы не сердитесь! – просияла Ивонна.
Насчет «не сердитесь» она малость загнула. Чурбан Хопкинс с таким остервенением грыз ветку пальмы, словно это была шея Турецкого Султана.
Желая подольститься к нему, Ивонна нежно погладила Хопкинса по небритой щеке.
– Но ведь и правда некогда было вступать в споры и обсуждения!.. И потом… милый Хопкинс, вы не какое-то там письмо несете. Ваша миссия гораздо важней и благородней. Три мушкетера возродились заново, чтобы оказать бескорыстную поддержку несчастной, слабой женщине.
Непривычная ласка заставила Хопкинса побагроветь и бросила в пот.
– Да я не к тому… – смущенно пробормотал он. – Просто Султан этот – большой любитель бродить по кривым дорожкам… И никогда не знаешь, что там у него на уме… – И поперхнулся, проглотив ненароком кусочек пальмового листа.
– Ну, если уж на то пошло, – сказал Альфонс Ничейный, – могу признаться: мало надежды было, что нам удастся живыми добраться до места назначения и доставить письмо в целости и сохранности.
– Верно, – кивнул головой Хопкинс. – Я тоже это понимал.
– Значит, если письма при нас нет, мы все можем сдаться солдатам и положиться на фортуну. По-моему, нам нечего бояться, в особенности теперь, когда мы знаем, что Султан поставит докладную генерала в надежные руки.
– И я того же мнения, – по краткому, но зрелому размышлении заявил я.
– Только вы уж не выдавайте меня! – попросила Ивонна. – Репутация дочери генерала Дюрона может оказаться под угрозой, если пройдет слух, что я разгуливала по джунглям в обществе четырех мужчин. Ведь никто, кроме меня, не знает, что это были три мушкетера и один благородный рыцарь.
«Благородный рыцарь» тем временем уснул, его круглая башка свесилась на грудь.
Мы нехотя двинулись дальше. Заросли постепенно редели, идти стало легче. Вдруг Хопкинс подтолкнул меня в бок.
– Понятна тебе эта история с тремя мушкетерами? – вполголоса спросил он.
– Хм… Что тут непонятного? – разозлился я. – Такие вещи, брат, надо знать. Невежество губит людей!
– Этому трюку ты у покойного Левина научился?
– Думаешь, я не знаю?
– Именно так я и думаю.
– Тогда слушай. Есть пьеса про трех мушкетеров. Там рассказывается, как отца некой благородной дамы упекли за решетку, и трое офицеров, невысокого чина, однако же отпрыски знатных семейств, скинулись из своего жалованья дамочке на харчи и жилье, чтобы, значит, она могла продержаться, пока папашу по истечении двух третей срока не выпустят за примерное поведение, но с условием каждую неделю отмечаться в полицейском участке… Только тебе эта пьеса не знакома!
– Это мне-то не знакома? – язвительно переспросил Хопкинс. – Да мы ее вместе играли в тюряге!.. Ну, а что там за шухер с бриллиантами и карманными часами, которые контрабандой доставили из Лондона?
– Ты имеешь в виду сцену суда, когда папаше предъявляют улики?
Вблизи послышались голоса, и путь нам преградили часовые.
– Стой! Кто идет?
Несколько минут спустя мы уже были в одной из палаток. Небольшой отряд технической службы под руководством двух офицеров проходил здесь практику: над лужайкой, от пальмы к пальме, тянулись провода, связисты по телефону переговаривались друг с другом.
Офицер отнесся к нашему появлению с безразличием. Дезертиры из Игори? Бедняги, должно быть, натерпелись в дороге. О том, что кто-то объявлен в розыск, он не слыхал, хотя как радисту ему следовало бы знать. Зато пребывание в. нашей группе Ивонны его очень удивило.
