Саша отрицательно помотал головой и махнул рукой — давай, дескать, езжай. Леша сел за руль, и машина ожила, как норовистый конь. Она повела по земле задними колесами, но, почувствовав твердую руку, прыгнула с обрыва, не разбирая дороги, спустилась вниз по прямой, по почти отвесному склону, и, сделав полицейский разворот, встала рядом с клетчатым флагом, обозначающим старт.
— За такую машину две сотни? — изумился Леня, когда уехал Леша.
— И за это спасибо. Ты же знаешь, что они с машинами делают?
В это время внизу качнулся клетчатый флаг, и машины рванули вперед. В пятидесяти метрах от старта было сделано специальное сужение, и машины стремились пройти его по возможности скорее всех. Это был судьбоносный момент. Константин Симонов сказал бы про них так: «Они еще не знали, что этот переезд уже разделил их на живых и мертвых». Тот, кто не успевал проскочить горловину, попадал в крупорушку: машины залезали друг на друга, переворачивались, отрывая двери и крылья, двигатели от перегрузки глохли в самый неподходящий момент и загорались — здесь происходил первый отсев неудачников.
Грязные, ржавые, вихляя сбитыми осями и помахивая, как крыльями, полуоторванными дверьми, они двигались дальше, пытаясь обогнать друг друга, чтобы пройти узкое место раньше своих смертельно опасных соперников. Гонка продолжалась до тех пор, пока на трассе не оставалась одна двигающаяся машина. Она и объявлялась победителем. На нее было страшно смотреть.
Вот в такой гонке и участвовала Сашина машина. Ей удалось несколько раз избежать столкновения, но и ее наконец подловил на повороте ржавый синий «Запорожец», неожиданно давший задний ход и тараном сваливший соперника на бок. Но машина продолжала жить, колеса вертелись, о нее ударялись другие машины, и наконец красный «Запорожец» в стальном каркасе так удачно ее задел, что она, свалившись с небольшой горки, снова встала на колеса и, сделав резвый разворот, под хохот и аплодисменты подвыпивших зрителей устремилась в погоню за лидерами, которым пока везло чуть больше, чем остальным. Зрители ревниво следили, чтобы беды между машинами распределялись поровну, и если кому-то удавалось избежать столкновения, это вызывало не восторг, а сожаление, ну а если кто-то вел машину чуть ловчее остальных, зрители дружно начинали болеть против него, призывая на его голову все беды, которые могут случиться в такой опасной и непредсказуемой гонке, и радовались, когда он тоже попадал в какую-нибудь задницу.
Через пару минут после старта уже чувствовалось, у какого «Запорожца» какой характер: безоглядно азартный, осторожно-расчетливый или неумело-трусоватый. Впрочем «Запорожцами» эти машины можно было назвать только условно, ничто в них уже не выдавало принадлежности к этой марке. Мутация, которую они претерпели за годы жизни, сделала их настолько непохожими на базовую модель, что их родная фирма не узнала бы, а инженеры-технологи, заглянув под капот этих мутантов, может быть, разглядели бы, чем черт не шутит, истоки какой-то новой, неведомой еще технической цивилизации, опровергающей все известные физические законы и делающей возможным создание вечного дви —
гателя в том смысле, что, регенерируя поврежденные органы и детали, эти механизмы способны жить вечно. Владельцы вообще уверены, что у этих машин есть душа, но это очень спорный вопрос. Потому что если с этим согласиться, то за машинную душу, отданную на поругание в гладиаторских гонках, двести долларов, как ни верти, мало.
Евангелие от риелтора
Володькина контора находилась в какой-то бывшей электромеханической лаборатории, один угол которой был превращен в подобие офиса. Сам Володька сидел за большим современным письменным столом, окруженным стеллажами с осциллографами и блоками никому уже не нужной установки.
Разговаривая с друзьями, Володька периодически тыкал пальцем в клавиатуру компьютера и изумленно качал головой, наблюдая что-то на мониторе.
— Саш, продать твою халупу за один день нереально, — заметил Володька и снова ткнул клавишу.
— Ну хотя бы тысяч за десять — двенадцать, — назвал Саша свою «вилку».
— Никогда не называй две цены сразу, — наставительно сказал Володька. — Теперь я и захочу, больше десяти тысяч тебе дать не смогу.
— Почему? — удивился Саша.
— Этика у нас, риелторов, такая, — развел руками Володька. — Элементарный менеджмент. — И он снова ткнул пальцем клавишу.
— Володь, ну а если подумать? — вкрадчиво начал Леня.
— О чем? — спросил Володька, явно слушая вполуха и заинтересованно кликая клавишами компьютера.
— О том, чтобы продать квартиру за один день.
— Это вообще нереально. Даже если уже есть покупатель. Чисто по раскладу нереально. — Он снова кликнул клавишу и хмыкнул.
— А если мы оставим тебе доверенность — и продавай ее за сколько хочешь? Только нашу долю дай сейчас. Доверенность на деньги, — обозначил суть сделки Леня.
— Это очень большой риск. А вдруг квартира паленая? — похоже, набивал Володька цену своей услуги.
— Да чистая квартира, никакого пожара в ней не было, — не выдержал Саша. — Я даже ремонт полгода назад сделал, не евро, но все-таки.
— Паленая, чтоб ты знал, — это квартира с нечистой родословной. Вдруг у тебя там еще кто-нибудь прописан? Я продам, а он и заявится.
— Да кто заявится?
— Не знаю, родственник какой-нибудь из дурдома или из тюрьмы выйдет. Или ребенок обнаружится.
— Какой, к хренам, ребенок? Откуда? Ты меня не знаешь, что ли?
— Тебя я знаю, но бывают такие дикие случаи нарушения риелторской этики. Ведь такими деньгами ворочаем, вот и не выдерживают некоторые, морально падают.
— Ты прав, — неожиданно согласился Леня. — Бывают очень дикие случаи. Не будем тебя подставлять.
— Вы что, уже не хотите продавать квартиру? — встревожился Володька. — Давайте хоть посмотрим.
— А зачем смотреть? — удивился Леня.
— Ну, ребята, так дела не делаются. Я сижу с вами, время трачу, а вы динамо крутите. Так хотите вы ее продавать или нет?
— Хочу, но не могу, — сказал Саша.
— Почему? — спросил Володька.
— Потому что она… паленая.
— Ты чего? — удивился Леня.
— Действительно, он ее купит, — показал Саша на Володьку, — а потом придут эти, родственники, и башку ему открутят. Ладно, живи. — Саша перегнулся через стол и заглянул в экран компьютера: там были фотографии голых баб. Саша щелкнул клавишей, и фотография сменилась. — А квартира пусть стоит, цену нагуливает. Захочешь продать, сам меня найдешь, а не захочешь, я другого риелтора найду.
— А риелтор риелтору глаз выклюет, — наставительно сказал Леня.
— И пасть порвет, — добавил Саша.
— Потому что у них эстетика такая или что там у них? — спросил Сашу Леня.
