— А хотите — пойдем к вам, — настаивал Гайский, — просто посидим… Обстановка напряженная. Удовольствие и счастье, которое мы отвергаем сегодня, завтра уже может быть недостижимо…
Но Ольга Владимировна отказала Аркану Гайскому и в этом прошении. Она закрыла машинку и поднялась из-за стола, давая понять, что уходит.
И ввиду того, что сногсшибательное известие о неопознанном летающем объекте не произвело на Ольгу Владимировну должного впечатления и не заставило ее, бросив все, приступить к получению, может быть, последнего в жизни счастья и удовольствия, Аркан Гайский стал просто канючить:
— Ну почему? Ну разве вам вчера было плохо?.. Ну скажите… Если было плохо, я отстану…
— Гайский! Я устала! Ясно? Пропустите меня! А если вам нечего делать, оставайтесь здесь и, кстати, прочтите эту тетрадочку. Вам полезно…
— Тот самый неизвестный автор? Я помню… Но я прочту, Ольга Владимировна!.. Только я могу после этого вам позвонить?
— Пока, Гайский, — сказала Ольга Владимировна.
Гайский побежал за ней в коридор:
— А завтра?
— Посмотрим! — крикнула Ольга Владимировна уже с улицы. — Если не будет конца света!..
Гайский уселся за стол Ольги Владимировны и, раскрыв тетрадь в черном кожаном переплете, пробурчал:
— Все пишут! Все завидуют!..
Гайский нехотя начал читать, больше думая о своем. И вспомнил тот день, когда он был в Москве. Утром к нему явился молодой человек и предложил выступить за наличные и за хороший ужин, поскольку Гайского в Москве знают и пленки с его рассказами ходят по рукам, подобно пленкам Высоцкого…
— А девочки будут? — спросил Гайский.
— Пальчики оближете! — таинственно сказал молодой человек.
— Дворец культуры? — спросил Гайский.
— Нет. Частный дом, — ответил молодой человек. — Так интимнее… Причем дом очень солидный…
Когда вечером импресарио и Гайский вошли в подъезд, он сразу увидел, что дом действительно солидный. Консьержка ни в какую не хотела пропускать Гайского, исподлобья глядя на его сутулую фигуру, нелепый красный берет и подозрительно маленький нос.
— Это артист, — объяснил импресарио.
— Писатель, — поправил Гайский.
— Артист, — повторил импресарио. — Мы в сто двадцатую.
— Вас я знаю, — сказала консьержка. — А про этого мне ничего не говорили… Пусть мне из сто двадцатой позвонят, тогда пожалуйста!
Молодой импресарио позвонил и передал трубку консьержке. Та внимательно что-то выслушала, положила трубку и сказала строго и недовольно:
— Идите!
— Они здесь деньги получают не за то, чтобы пропускать, а за то, чтобы не пропускать, — пояснил импресарио Гайскому, когда они вошли в лифт.
— А чья это квартира? — осторожно спросил Гайский.
— Для вас это не имеет значения, — сухо отрезал импресарио.
— И девочки будут! — недоверчиво спросил беспощадный сатирик.
— Я же сказал — пальчики оближете!
В квартире, куда ввели Гайского, были двое парней и три шикарные девочки, из которых писателю понравились сразу все.
«Пока все точно, — подумал Аркан Гайский, — парней двое, девочек трое. Одна, значит, для меня…»
— А ничего, если я не буду снимать берет? — обратился Гайский к импресарио, полагая, что лысина лишает его по крайней мере четверти мужского обаяния.
Импресарио представил Гайского присутствующим, но это почему-то не произвело на них должного впечатления. Затем сатирика провели по громадной квартире и посадили в небольшую комнату, где, кроме широченной тахты, стояла еще и неведомая Гайскому радиоаппаратура. Минут через пять в комнату вошли три девочки и забрались на тахту. К ним присоединились двое парней.
«Какая же из них для меня?» — думал Гайский с замиранием сердца.
Но тут по явился импресарио и, к удивлению писателя, тоже плюхнулся на тахту. Он обнял одну из девочек за плечи и подмигнул Гайскому.
— Давай!
Одна из девочек включила музыку. Гайский вопросительно взглянул на импресарио.
— Нормально! — сказал он. — Так душевнее!..
Аркан Гайский пошелестел несвежими рукописями и с упоением начал читать…
Читая, он косил глазом на тахту. Все шестеро изо всех сил делали вид, что слушают Гайского, одновременно целуясь и пощипывая друг друга.
«Но ведь одна из них для меня», — досадливо думал он в процессе чтения, уже испытывая чувство ревности. Но поскольку он не знал, кто для кого и кто именно для него, то ревновал всех троих ко всем троим.
Когда он прочитал фельетон, в котором был недвусмысленный намек на нехватку колбасы в городе Мухославске, один из парней, которого Гайскому представили как хозяина квартиры, наклонился к импресарио, и до Гайского донеслось: «Он что, жрать хочет?»
Импресарио вышел и скоро вернулся, поставив перед Гайским поднос с рюмкой и тремя бутербродами с колбасой, какой сатирик не видывал отродясь.
— Пожри, — сказал импресарио. — Потом посмотрим… А пока будешь жрать, ознакомься… Друг хозяина дома балуется… Пописывает…
И он положил перед Гайским тетрадь в мерном кожаном переплете, кивнув в сторону блондина с голубыми глазами, на коленях которого уже сидела одна из девочек.
— А кто он? — шепнул Гайский.
— Это тебе знать не обязательно, — сказал импресарио. — Ясно?..
Пока писатель жевал бутерброды и листал тетрадку, все танцевали, предоставив Гайского самому себе. А он, наскоро перелистывая тетрадь, ничего не улавливая, выхватывая отдельные бессмысленные слова, прикидывал: «Не хочет называть фамилию автора. Значит, автор — сын кого-то крупного… Как пить дать. Меня на мякине не проведешь… Надо хвалить…» И Гайский сказал:
— Талантливо!
Девочка, танцевавшая с блондином, щелкнула его по носу, а импресарио улыбнулся:
— А как же!
— Кофе будете? — спросил хозяин дома.
— Потом, — вежливо ответил Гайский. — Я еще кое-что прочту.
Девочка хозяина дома поморщилась, а импресарио стал делать Аркану Гайскому отчаянные знаки, указывая в сторону двери. Когда Гайский вышел, импресарио довел его до прихожей и протянул конверт.
— Вот здесь тридцатка, — быстро произнес он, — а в конце квартала стоянка…
— А девочки? — с отчаянием в голосе спросил Гайский.
— Пальчики оближешь! — отрезал импресарио и открыл дверь в подъезд.
— Передай мой телефон в гостинице, — сказал Гайский, поправляя красный берет. — Если кто захочет, я в гостинице почитаю. — И он подмигнул импресарио.
— Не захотят, — бросил импресарио и захлопнул дверь.
