— Ну что, Валентина, больше вам ничего на стене не написали? — как-то игриво спросил этот ветеран номенклатурной поликлиники. Не так давно по просьбе четы Присядкиных он сделал целый репортаж с изгаженной лестничной площадки, и этот репортаж был бережно вырезан Валентиной из газеты и подшит в папочку «Преследования».
— Нет, к счастью. Но живем в напряжении, — загадочно сказала Валентина. — Извини, Джульетто, я привела Игнатия к врачам, нет времени, потом поговорим.
— Ну звони, если еще что произойдет…
— Тьфу-тьфу-тьфу… — ответила Валентина. — Лучше б ничего не происходило. Игнатий за все это время не проронил ни слова. Он молча пожал руку итальянцу при встрече, и точно так же промолчал, когда прощался. Лицо его было абсолютно серого цвета.
— Игнатий, ты как? — с тревогой спросила Валентина.
— Еще хуже стало, — ответил Игнатий и спросил у гардеробщицы: — А где тут у вас на первом этаже туалет?
— А на первом этаже нету, — радостно ответила гардеробщица.
— Валь, бегом найди мне туалет! — потребовал Присядкин. Валентина закричала на уборщицу: — Вы что, не видите, человеку плохо! Я знаю, тут есть туалет. Вы же сами куда-то ходите?
— Я-то, может, и хожу, — ответила вредная тетка. — А вам туда нельзя. Присядкины побежали к лифту, которого пришлось еще порядком подождать. На пятом этаже туалет нашелся неподалеку от перехода в третий корпус. Игнатий там скрылся и очень долго не выходил. Как только Валентина приняла смелое решение пойти в мужской туалет и поискать его там, он, наконец, выполз. Было видно, что он еле держится на ногах. «Черт, а до врача тащиться, наверное, километр», — подумала Валентина. Действительно им предстояло перейти по длинному извилистому коридору в другой корпус, а там снова садиться в лифт. Эти жуткие советские лифты ездили медленно и чертовски долго не закрывали двери, после того как в них погрузишься. Тем не менее она дотащила Присядкина до нужного места практически на себе. Точно так же выносили, наверное, бойцов с полей сражений фронтовые сестры милосердия. У дверей кабинета Присядкин рухнул в кресло. Увидев его, сидевшие у дверей две старухи хором, не сговариваясь, сказали: — А мы без очереди не пропустим!..
— А кто вас будет спрашивать?! — грубо ответила Валентина и ворвалась внутрь кабинета. Внутри оказался художник Борис Ефимов, только что по всем программам телевидения отпраздновавший свое 104-летие. Дальнейшие события развивались стремительно. В кабинете Игнатий потерял сознание. Ему устроили промывание желудка, всяких лекарств вкололи, наверное, литр, спустили на специальном лифте вниз и повезли на «скорой» в ЦКБ. Положили в инфекционное отделение. Валентину поразило, что в инфекционных боксах лежат по двое. Соседом Присядкина оказался отвратительный беспрерывно куривший мужик.
— А вы уверены, что у них одинаковые инфекции? — спросила Валентина у врачей. — Может, они заразят друг друга? — Заразят, вылечим, — равнодушно ответил ей лечащий врач, видимо, только что закончивший институт и попавший в ЦКБ по блату. На вид ему было лет двадцать, не больше, хотя Валентина, конечно, понимала, что в двадцать лет институтов не кончают, тем более медицинских. Валентина бросилась жаловаться к заведующей отделением, но та оказалась, как на грех, в отпуске. Тогда она побежала к главврачу. Тем временем у Присядкина взяли разные анализы и поставили капельницу. Главврача удалось запугать («Советник президента! Его здоровье на контроле у президента! Президент сам будет звонить! Министр здравоохранения уже поставлен в известность!»). Было принято решение перевести его в люкс. Дело осложнялось тем, что люксы все находятся в инфекционном отделении № 4, а Присядкин под свежей капельницей лежал в инфекционном отделении № 3. А это совсем другое здание. «Господи, и здесь у них гигантомания!» — отметила Валентина. Дождались, пока капельница кончилась, заставили встать, одеться и своим ходом повели в другой корпус. Лифт не работал, на первый этаж шли пешком. «Ну и бардак! А еще ЦКБ называется. Когда Машка лежала тут с почками, порядку было больше». Наконец, добрались до цели. Люкс оказался большой пустынной комнатой с весьма непритязательной мебелью. Зато был отдельный выход на улицу, и даже имелся ключ, на который Присядкин, когда поправится, будет самостоятельно закрывать дверь, отправляясь на прогулку по больничному парку. Как только Валентина разместила Присядкина, она отправилась на беседу к новому лечащему врачу. Это оказалась сама заведующая четвертым отделением. Видимо, после криков в кабинете гравврача его действительно решили лечить по высшему уровню. Валентине она понравилась. Внушительная еврейская женщина. Чувствовалось, что знаток своего дела. Взяток не вымогала, всю серьезность положения оценила, у больного появлялась каждые полчаса. Наконец, пришли результаты анализов.
— Знаете, — сказала Валентине заведующая, — похоже, что он не наш клиент. Инфекции нет, но налицо тяжелое пищевое или химическое отравление. С этими делами его переведут в другое отделение. Конечно, торопиться не будем, до завтра полежит у нас. Интенсивно займемся деинтоксикацией. Тем более к утру придут более детальные анализы. Скажите, а чем он питался на завтрак?
— Он выпил чаю и съел бутерброд с красной икрой, и уже через полчаса… даже раньше… стал жаловаться на тошноту. Понос начался практически сразу. Состояние резко ухудшалось…
— Икра-то хоть свежая была? Где купили — в магазине или на рынке?
— Господи, при чем тут икра. Я тоже ее ела утром, и Машка ела, и мы здоровы, слава богу.
— Ну а вечером что ел?
— Все то же самое, что и я.
— Дома питались или где?
— Нет, на презентации в Академии художеств.
— Я думаю, если пищевое отравление подтвердится, вам завтра придется дать точное название организации и адрес, где вы ужинали. Таков порядок. Но это, повторяю, будет уже в другом отделении. «Какой позор! Зурабу Церетели сообщат, что у Игнатия отравление с поносом, и начнут трясти его кухню. Пойдут сплетни… Да, нехорошо».
— Скажите, а ухудшения не будет?
— Ну это смотря чем он отравился. Сейчас содержимое желудка, кровь, кал и моча изучаются. Лаборатория у нас хорошая. Езжайте лучше домой. Он в надежных руках. На ночь мы прикрепим к нему индивидуальную сиделку, а утром, если положение стабилизируется, переведем в другое отделение. До конца дня его посетят терапевт, гастроэнтеролог и токсиколог. Вам здесь сидеть совершенно необязательно. Валентина спустилась вниз. Водитель Колька тут же сообщил, что два раза звонила Маша, которая не знает, ждать машину или нет. Уроки-то кончились.
— Ну езжай пока по направлению к школе, потом разберемся. Тут же раздался звонок от любящей дочери:
— Мать, в чем дело? Я тут час уже торчу. Где машина?
— Имей совесть. Я отвезла отца в больницу. Он отравился, дело плохо.
— Жить будет? — как-то весело спросила Машка.
— Ну что ты говоришь?
— Шутка.
— Ну раз шутка, могу сейчас заехать за тобой, а потом вместе поедем домой.
