Были понастроены фирменные аптеки, где торговали водкой потрясающей очистки. Маркофьев (через Ивана Грозного) добился того, что Дума приняла закон, приравнявший этот напиток к лекарственным препаратам — утолителям жажды и головной боли. На очереди было широкое возведение пивных заводов, также производящих омолаживающие снадобья…
НА ЛАПУ
Создать и упрочить кооператив оказалось, впрочем, не легко. В каждой инстанции, где регистрировался любой наш шаг, вымогали взятки.
— За что? — спрашивал Маркофьев. — Мы же дарим людям радость. И здоровье.
— Знаем мы ваше бескорыстие, — отвечали нам. — Будете качать из народа деньги. А мы останемся в стороне?
ЧИНОВНИКИ
— Государственные чиновники — жалкие, несчастные люди, — говорил Маркофьев. — Не украдешь — будешь бледно выглядеть, плохо одеваться, никто не станет уважать. Разве бедных и слабых уважают? Украдешь — опять плохо, можно попасться, риск. Но все же уважать будут больше, чем если не владеешь ничем, не крадешь и нищ…
Он говорил:
— Они находятся в том же положении, в каком совсем недавно пребывали наши спортсмены: все знали, что спорт у нас профессиональный, что спортсмены только числятся любителями, студентами и рабочими, а сами гребут бабки. И сегодня все знают, что чиновники получают не столько, сколько проставлено в ведомости. Но числятся они на любительских окладах… Хотя давно более чем профессионалы… По уровню доходов я бы их приравнял к игрокам НХЛ…
ТАКСЫ
Меня уже не удивляло: никто из обдиравших нас не сгорал со стыда. Все давно и хорошо усвоили, какие и на что существуют таксы и расценки. Просители это знали и не возмущались, и не жаловались, а, если желали, чтобы дело двинулось, носили в инстанции подарки и пухлые конверты. Некоторые из облеченных доверием напрямую взяток не брали. Приходилось искать обходные пути. (Этот урок нами уже пройден в предыдущей главе.) Нет, хапуги не боялись. Но не дураки же они были — попадаться на мякине. (Уж если выбились наверх — можете быть уверены, были не дураки.)
Сам я испытывал гораздо большие угрызения — от творимого при моем участии, а то и под моим непосредственным приглядом и надзором. Но успокаивал себя: пусть профилактической ценности наши примеси и добавки не имеют, зато и большого вреда не принесут. Даже ел, на всякий случай, антиканцерные буханки. И пил якобы целебную воду…
— Нас не лечат, так мы сами себя вылечим, — поддерживал меня Маркофьев.
И еще он говорил:
— ЕСЛИ БЫ ВРАЧИ МОГЛИ ВЫЛЕЧИТЬ, ТО ОНИ БЫ САМИ НЕ БОЛЕЛИ И НЕ УМИРАЛИ.
И прибавлял:
— Знать бы, от какой болезни умрешь, от нее бы и лечился!
ДОЛБОЛОБ-8
А потом позвонил и всегда прорезавшийся невовремя упырь (разве он мог не позвонить, когда в начинавшейся президентской гонке и ежедневной круговерти все вокруг бурлило и кипело и было не до него!) и сказал, что жену в тяжелейшем состоянии выкинули на улицу из онко-центра и он не знает, что теперь делать, поскольку по словам тех, кто ее лечил, а теперь вышвырнул, ей уже ничто не поможет, вот и пусть помирает дома, не занимать же больничную койку, за которую надо платить, и есть клиенты, которые готовы дать больше…
Я пошел к Маркофьеву просить за несчастного и несчастную. Могли мы приютить больную, не сдирая с нее три шкуры?
Маркофьев нахмурился.
— Прежняя клиника на ней заработала? Заработала. Чем мы хуже? Почему для кого-то делать исключение?
Я сказал (весьма резко):
— Ведь мы предаем наши идеи и идеалы!
А он ответил:
— Не знаю, какие идеалы ты предал или предаешь… Лично я никаких идеалов не предавал. И не собираюсь. Потому что у меня их никогда не было.
КОМУ НУЖНЫ ПРИНЦИПЫ?
Он говорил:
— Кому вообще нужны принципы? Принципы сковывают. Не дают возможности общаться с людьми, которых не уважаешь или презираешь. А как быть, если презираешь всех? Ни с кем не поддерживать отношений? Но это же нонсенс, чушь! Ну и будешь сидеть один в берлоге и сосать лапу. — Он повторил: — По-твоему, лучше сидеть одиноко в келье, чем строить светлое будущее с неправедными? Нет, мой друг, нужно делать дела.
РОЖОН
— Ты постоянно лезешь на рожон и хочешь назвать вещи своими именами, — наставлял меня он. — А есть моменты, которые не принято обнародовать. Все знают, зачем муж и жена удаляются в спальню и чем они будут там заниматься, это подразумевается как ясная данность, но никто не считает нужным это обсуждать. А ты норовишь. Да, приворовываем. Да, наживаемся на человеческом горе. А кто не ворует? Кто наживается на другом — если вдуматься? Каждый использует нужду и несчастье ближнего, чтобы впарить ему то, что якобы избавит беднягу от страданий. Будь то свиная отбивная или томик стихов, воскресная проповедь или услуга проститутки… Таковы условия бизнеса. Эти правила, так сказать, вынесены за скобки. Никому в голову не придет поступать против них, то есть иначе. Так зачем обсуждать и мусолить очевидное?
ТАК ГОВОРИЛ МАРКОФЬЕВ
И еще он говорил:
— Сейчас не до морали. Слишком много накопилось другим проблем.
НРАВСТВЕННОСТЬ
Он рассуждал:
— Нравственность — прибежище слабых. На что может рассчитывать слабый, если тебе нравится его жена? Только на твою нравственность. Иначе тебе ничего не стоит ее увести. На что может уповать убогий, если тебе не понравился его облик? Опять-таки на твою снисходительность и всепрощение. Потому что иначе ты сживешь его со свету. Сильного поостережешься трогать — он сам так тебе наваляет… Мало не покажется. А у слабого всегда и все отбирают: жилище, детей, жен, права… Остановить сборщиков может только их собственная добрая воля. Кроме нее грабителей и фискалов не остановит ничто.
Контрольный вопрос. При каких обстоятельствах умный не обманет глупого?
Ответ. Только при наличии у умного благородства. (То есть ситуация заведомо невозможная и пригодная лишь в качестве теоретического примера для нашего Учебника).
НАДО ЛИ КОЛОТИТЬСЯ?
— Хрен ли ты колотишься? — говорил он. — Да, — вырубают леса, отравляют воду… Наживаются на бедах других. Но стоит ли из-за этого убиваться? Ты хоть представляешь, что нас ждет впереди?
И ужасался:
— С превеликим страхом я смотрю в будущее… Мы с тобой выросли в условиях провозглашенного равенства. И действительно были равны. Вспомни, как твои предки устраивали меня в институт. А нынешние дети растут в условиях страшного расслоения. Богатенькие имеют все, а бедненькие не имеют ничего. Сейчас их конфликты выглядят смешными. Но когда они вымахают, начнется невообразимое. Потому что у одних будут особняки и яхты, а у других не будет куска хлеба. В России такой конфликт всегда решали одним путем. Революционным. Начнется такое…
