ПОДОПЫТНЫЕ КРОЛИКИ
Люди всегда напоминали мне подопытных кроликов. Сидят, бедные, в клетке и затравленно, обреченно ждут, какая напасть на них обрушится в следующий момент. Ведь ясно же, что обрушится. Не может не обрушиться. Не одно, так другое. Не скальпель, так инъекция. Не голод, так болезнь. И главное — никто не властен ничего изменить. Не может ничего поделать. Вот и остается: наблюдать, как чьи-то безразличные, не знающие снисхождения руки выхватывают и уносят из клетки то одного, то другого твоего соседа, а вот подхватили и тебя самого…
* МУДРОСТЬ СМИРЕНИЯ — В СОЗНАНИИ ПОЛНОГО СВОЕГО БЕССИЛИЯ.
СЛАБОСТЬ
Какое чувство эксплуатирует, какой слабостью живых существ пользуется человек, ловя рыбу или ставя мышеловку? Чувстве голода, естественный инстинкт, который невозможно побороть. Ну, а если мы пользуемся такими приемами по отношению к животным, почему нельзя прибегнуть к тем же самым способам в общении между собой? Или человек — не животное? Не одна из его разновидностей? Значит, допустимо все: обворовывание голодных, подчинение слабых, устранение опасных…
ЖАЛОСТЬ
И ко всем своим сотрудникам я относился с жалостью. Пытался войти в их положение и понять.
Тяжело они жили. Лучше и не думать о повседневных тяготах их бытия. Оля, например, перед поездкой на юг положила мать в больницу. В безнадежном состоянии, как ей сказали врачи. И Оля мамину квартиру продала. И на эти деньги осуществила вояж на курорт. Отдохнула, развеялась. А мама тем временем возьми да и поправься! Это, скажу я вам, был удар! Настоящий удар судьбы. Оля с ним справилась лишь потому, что окрепла и набрала сил во время лежания на пляже и купаний. Иначе бы ей не выдюжить.
Миша так и не мог поступить в институт. Переживал из-за этого ужасно.
Женщина со страдающим взглядом, видно, в прошлом испытала такое…
Про Моржуева нечего и говорить… Да он и на службе-то почти не появлялся, залечивал душевную травму.
Мог ли я нагружать, обременять их хоть какими-то заданиями? Да мне и совестно было лишать их покоя. Требовать с них что-либо было по меньшей мере бессердечно.
Я же помнил себя недавнего — как жил на автопилоте, напивался разбавленным спиртом, а после валялся на постели в одежде… И я в полной мере сочувствовал этим несчастным, неустроенным, обиженным жизнью беднягам. Сам побывал в их шкуре и теперь подстраховывал, прикрывал, старался облепить их участь.
Радовался, задыхался от счастья, если удавалось добиться для кого-нибудь прибавки к зарплате. Ликовал, если работу нашу хвалили на общем собрании. От перевозбуждения не мог уснуть, если проводимый опыт заканчивался успешно.
Чего я задыхался? Чего ликовал и не спал? Радовался за других? Мне-то, мне-то лично какая от всего этого была польза? Разве мне платили больше? А удачный опыт — кому он вообще нужен?
Зачем мне все это вообще сдалось?
ВЗГЛЯД С ДРУГОЙ СТОРОНЫ
А теперь давайте посмотрим на ситуацию со стороны Миши, Оли и других сослуживцев. Что случилось? Вдруг нашелся осел, который перед всеми буквально стелется, лезет из кожи, навязывает заботу — хотя его никто об этом не просит. Старается. Пластается. С чего бы это? Что-то с его бедной головой, видимо, не в порядке. (Что в данном конкретном случае, безусловно, правильный диагноз.)
БЕССМЫСЛЕННО
Все, чего я хотел в ответ, — такого же сочувствия и понимания. Искренности. Самоотдачи.
Но это — пустое. ЖДАТЬ ОТ ЛЮДЕЙ ЧЕГО-ЛИБО ХОРОШЕГО — БЕССМЫСЛЕННО.
ЩЕКИ И СИНЯКИ
Валяйте, подставляйте щеки! Всем вас обижающим. Сперва левую, потом правую. Но пока будете дожидаться, что бьющие осознают вашу разумность, доброту, проникнутся вашим благородством и затрепещут в священном восторге, пока будете этого дожидаться и пока они будут додумываться, чем вызвано ваше непротивление, — измордуют до синяков.
ЗАКОНЫ ЛОГИКИ
Маркофьев говорил:
— Валяй, делай им добро. И еще раз сделай. И продолжай делать. И они после этого вроде как должны волей-неволей признать, что не такой уж ты плохой. Должны пересмотреть свое безразличие к тебе. Да, по логике так и должно быть, — говорил он.
Но человек — существо, в чьих поступках не следует искать логику. Тот из людей, кто неукоснительно следует законам логики, — тот вызывает ярость.
Даже если у человека слишком правильная речь и он грамотно строит фразу — это может взбесить.
О какой вообще логике можно говорить применительно к человеческому поведению?
А вот взять да перехватить руку обидчика, вывернуть ее до хруста, вломить ему по первое число, а потом предложить: ну, ударь, ударь меня, попробуй-ка меня ударить… Я тебя так отметелю — мало не покажется.
Совсем другой эффект, вы согласны?
Заставить их подобреть и раскаяться можно только таким вот способом.
ГУТТАПЕРЧА
Конечно, я не мог не задаться вопросом: почему все они так со мной обращаются? Подделывают подписи, не ходят на работу… У меня что, на лице написано, что со мной можно так обращаться? Такое же гуттаперчевое лицо, как и характер — мни сколько угодно?
Но я вас хочу успокоить: если вы очень захотите измениться, вам это удастся.
У вас просят — а вы не давайте. У вас спрашивают — а вы не отвечайте. Вас хотят разжалобить — а вы не плачьте. А, напротив, переходите в наступление. Ударьте. Толкните. Отнимите. И сразу ощутите: растет, крепнет уверенность в собственных силах.
ЛЮБЯЩИЙ И ЖАЛЕЮЩИЙ
И запомните: если ты сам не любишь играть в азартные игры и ездить на курорты, это еще не значит, что и другие должны быть такими. Глупо пытаться их вразумить. НИКТО НИКОГО НЕ МОЖЕТ ПЕРЕДЕЛАТЬ. А поскольку все разные, то и цели у всех различные. И любители портвейна будут поступать так, чтобы во что бы то ни стало выпить утром портвейн, трава не расти, но выпить, а любители карт или других развлечений — чтобы поиграть и развлечься…
Странно, а то и нелепо, скажу я вам, выглядит в этом играющем, отдыхающем и развлекающемся мире человек, который жалеет, сочувствует. Чем, естественно, вызывает настороженное и враждебное отношение окружающих. Да, может, он и не человек? Ибо ЛЮБЯЩИЙ И ЖАЛЕЮЩИЙ НЕДОСТОИН НОСИТЬ ВЫСОКОЕ ЗВАНИЕ ЧЕЛОВЕКА!
ЧТО НАЧАЛОСЬ
Очень скоро ко мне хлынул поток делегаций из других лабораторий. Меня стыдили, совестили, клеймили.
— Как ты можешь… Обижать мальчика!
Если я шел по коридору, в устремленных на меня взглядах сквозили осуждение и злоба. Меня вызвал для беседы Маркофьев.
— Ты что там затеял против Миши? — спросил он.
— Сам знаешь, — сказал я.
— Ты это брось, — предупредил он. — Это для тебя добром не кончится.
