— Что правильно, то правильно, — признался метрдотель и трижды пнул меня сзади.
Это было уже слишком. Я заорал, что если Йони немедленно не отлупит Пепи, он может считать себя исключенным из партийных рядов.
— Вы вождь, господин Пинто, — извинился Йони и швырнул Пепи в корзину с мусором. Пепи беспомощно болтал ногами, глаза его остекленели. Затем он подбежал ко мне, как бы ища убежища:
— Скажи, Гиди, по какому праву он нас избивает?
Совместными силами мы набросились на распоясавшегося метрдотеля и вытолкали его из конторы.
— Скажи, Гиди, чего можно было ждать от этого жалкого типа Шимковича? Он в ответе за все это безобразие, поверь мне. Подобных мошенников надо изгонять из Движения!
Пепи, разумеется, ничего не знал о том, что этот мошенник по внутренним делам имеет отношение к выпуску жидкости для ращения волос.
— Ситуация для чистки партии еще не созрела, — успокоил я его, — надо подождать, дорогой Пепи, до наступления нужного момента. Шимкович лысеет.
— Ладно, тебе решать. Ты не только мой друг, но и вождь.
— Вот и славно. Значит, теперь доходы от стекольщиков делим пополам, ладно?
— Хорошо. Это ведь не помешает нашей дружбе.
Так хорошие друзья разрешают конфликтные ситуации. Я взял свою клюшку и вышел, довольный, из штаба.
* * *
На следующий день в центральном штабе партии разыгрались весьма драматические события. Проходя мимо офиса женского отдела, я вдруг услышал разрывающие душу завывания. Признаться, это не было для меня совершенной неожиданностью.
Дверь офиса резко распахнулась, оттуда вылетела заместитель председателя отдела госпожа Мольнар и направилась ко мне с криком:
— Господин Пинто! Эту Шик надо немедленно заменить!
Я без слов направился в офис. Вдова стояла на коленях на холодном полу, напротив цветного снимка св. Антала, и горько рыдала. Я ее пожалел. В конце концов, она вдова.
— Что случилось, дорогая госпожа Шик?
— Грехи мои тяжкие, грехи неисповедимые, — рыдала несчастная вдова. — Все пропало, сатана все забрал, ой, согрешила я тяжкими грехами, совершила тяжкое преступление. Все было закрыто там, никто не знал, даже несчастный Гершон. Я не хотела ничего утаивать, все само утаилось. Фото… вдруг усы появились… Господи, как мне тяжко… и другое фото… другое…
— Какое, мадам?
— Ваше, — завывала вдова, — ваше фото, господин Пинто.
Я посмотрел на убитую горем вдову с невыразимой жалостью:
— Мое? Возможно, мое фото мозолило глаза Всевышнему?
Зрачки вдовы расширились:
— Глаза? Ой, да, глаза были проколоты.
При этих словах несчастная потеряла сознание и рухнула на пол.
Да, Всевышний не наказывает плетью, как гласит поговорка. Я, собственно, тоже.
* * *
Следующие дни прошли под знаком госпожи Мольнар. Как только я доверил ей бразды правления женским отделом — до тех пор, пока вдова Шик не придет в себя, — она, пользуясь служебным положением, попросила собрать высшее партийное руководство, чтобы обсудить, как она заявила, одну неотложную тему.
Госпожа Мольнар подчеркивала, что речь идет о чрезвычайно деликатной проблеме, в которой она доверяет только господину Шумкоти. Постепенно она разговорилась и начала рассказывать о наболевшем:
— Я люблю своего мужа просто до безумия. То, что он лысеет, для меня ничего не значит, поскольку господин Пинто освободил его от позора, связанного с лысиной, и я должна принять решение моего вождя. Проблема в том, что Артур… как бы это сказать… Артур стремится… делать это со мной… как можно чаще… ну, вы понимаете… А я не могу даже и одного раза вынести этого… и не потому, что он вонючий лысый, а потому, что я все-таки принадлежу к руководящему партполитаппарату Движения в защиту волосатых, и у меня больше с Артуром не получается… и вы меня не заставляйте…
Мы и не пытались заставить госпожу Мольнар делать это против ее желания.
Наступило тяжелое молчание, которое я все же нарушил:
— А вы пробовали делать это с закрытыми глазами?
— Не раз, господин Пинто. И это было еще хуже. Дело в том, что он снимает парик, как только замечает, что я закрыла глаза…
— Тьфу! — возмутился Пепи. — Может, вам стоит перед этим выпить чего-нибудь?
— Алкоголь вводит меня в депрессию.
Тут я понял, что мне нужно поговорить с женщиной начистоту, как подобает истинному Гарпунеру.
— Госпожа Мольнар, — сказал я как можно мягче, — может, у вас есть проблемы с этим делом вообще?
— Да никаких! Ведь с другими мужчинами у меня все нормально проходит.
— Тогда что же можно сделать?
Господа Мольнар допила свой стакан и резко встала:
— Я скажу вам, господа, что можно сделать. Надо запретить это дело по закону.
— Еще чего! — резко ответил я, но Пепи меня перебил.
— Я об этом давно думаю, — сказал он, погруженный в свои размышления, — настал час спасти грядущие поколения от проклятия лысины. Ведь эта каинова печать переходит по наследству. А что ты думаешь, Гиди?
Я припомнил отца моей жены и предпочел промолчать. Пепи поцеловал госпоже Мольнар руку:
— Госпожа, сегодня вы творец истории. Волосатые граждане сожрут это, как горячие пирожки.
— Спасибо, — прошептала госпожа Мольнар с видимым облегчением, — теперь, с Божьей помощью, я больше не обязана спать с Артуром. Да здравствует Пинто!
Закон о сохранении генетической чистоты волосяного покрова был составлен очень быстро. Теперь мужчина, имеющий ту или иную категорию лысины, мог совокупляться лишь с женщиной лысого происхождения. Причем если одна из совокупляющихся сторон принадлежит к более низкой категории, то и другая сторона автоматически попадает в эту категорию, даже если таковое совокупление происходит вне официального брака.
Да, на этот раз Пепи оказался прав. Этот просвещенный закон вызвал удовлетворение даже в кругах оппозиции, так что господин министр внутренних дел Дорфенхаузнер в своей речи заявил:
— Народ, идущий по пути национального возрождения, доказал с помощью этой превентивной меры свою волю к жизни!
При этих гордых словах все депутаты встали и устроили бурную овацию.
На следующий день в передовой статье Пепи в газете «Подавляющее большинство» описывались светлые перспективы, которые раскрывает перед народом новый закон:
«Святая воля народа ныне нашла свое законное выражение. Мы больше не должны опасаться, что косоглазые и кривоногие плешивые-паршивые со своими звериными инстинктами будут осквернять наших чистых и непорочных волосатых девушек. Вонючее семя международного лысого племени более не будет смешиваться с чистым генетическим волосатым материалом».
