— Папа умер, мама умерла, дядя, дайте хоть двадцать грошей для несчастных близнецов.
Жители, не понимая своей выгоды от данного мероприятия, пытались стряхнуть налипших на них детей, однако один из нападавших успевал сунуть руку в карман жертвы и выудить оттуда большую часть того, что там звенело. После безоговорочной капитуляции перед объективной реальностью каждый жертвователь удостаивался от сборщиков пары теплых слов:
— Дядя, ты хороший, спасибо от имени инженерши, она тоже большая старая сирота.
На этом этапе процесс сбора пожертвований не заканчивался, ибо через несколько шагов на пришедшего в себя благотворителя снова набрасывался из мглы один из веселых мытарей, вторично потрясая кассой перед носом жертвы.
— Детки, — упрашивал крестьянин, — ведь я только что дал вам десять грошей!
— Ты давал Мейдаду, — говорил маленький сборщик, — а я — Хейдад.
Дополнительный взнос нескольких звонких монет освобождал жертву лишь на несколько шагов.
В конце деревни перед ним вновь возникал ликующий Хейдад и пытался запихнуть ему за пазуху третью квитанцию.
— Ну, это уже переходит всякие границы, — возмущался жертвователь, — ведь я давал и тебе, и Мейдаду.
— Неправильно, — отвечал малютка, — ты давал дважды Хейдаду, а я — Мейдад.
Близнецы вернулись на базу лишь поздним вечером, возбужденные потрясающими приключениями, которые свалились на них отчасти благодаря толстой доброй тетке. С чувством законной гордости они протянули ей полную коробку:
— Инженерша, вот тебе капитал, чтобы делать сирот.
Геула поспешила отблагодарить проворство сборщиков еще одной пачкой конфет, которых у нее оставалось предостаточно. Ее удивление трофеями немало возросло бы, догадайся она, что Мейдад и Хейдад успели в течение вечера дважды опустошить коробку путем легкого потряхивания.
* * *
Вечером гостей ознакомили с информацией, прозвучавшей для них как гром среди ясного неба. Члены делегации мирно сидели за общим столом, отмечая в интимном кругу возвращение Амица Дольникера к общественной жизни, когда виновник торжества встал и произнес тост. Пока он говорил, значительная часть вина из бокалов успела испариться, но на этот раз гости слушали очень внимательно. Мало-помалу выяснилось, что виновник торжества решительно настроен провести определенный, достаточно большой период времени в Эйн Камоним. Дольникер обосновывал свое внезапное решение практическими причинами, начиная с того факта, что он представляет собой единственную связующую силу между различными фракциями в деревне, и кончая заявлением, что его неожиданный отъезд может привести к прорыву всех плотин, учитывая отравленную политическую атмосферу, в которую погружена деревня.
— Я покину деревню лишь тогда, когда закончу все свои дела в ней!
Малка за дверью выслушала это заявление с большим удовольствием, несмотря на то, что знала о решении Дольникера еще с их последней встречи накануне вечером. В явном противоречии с радостью Малки банкетный зал превратился в гудящий улей. Все участники заседания встали и начали бомбардировать политика самыми убедительными, логичными и чувствительными доводами, говоря о задачах, стоящих перед страной, ответственности перед грядущими поколениями и необходимости нести общий груз, но Дольникер оставался непоколебим как скала. Он напомнил об этих маленьких людях, о том, что он теперь выше повседневных забот, и о том, что он уже слышит зов ангелов сверху…
В полночь гости разошлись, заметно опечаленные, но Дольникер был свеж и весел, как никогда. Удовлетворенно потирая нос, он дал своему личному секретарю краткое и точное указание:
— Зеев, дружок, распаковывай чемоданы…
— Как вам будет угодно, Дольникер, — ответил Зеев, однако домой не пошел, так как госпожа Дольникер намекнула ему в конце банкета, что желает переговорить с ним лично.
— Зеев, — обратилась Геула к секретарю, когда они остались один на один, — вы не замечали за Дольникером странностей? — Она покрутила пальцем у виска, и проницательный юноша сразу понял ее намерения и вытекающие из них большие возможности.
— Геула Дольникер, — сказал он с грустью, — я не хотел об этом говорить, но раз уж на то пошло, я обязан вам сообщить, что мыслительным способностям господина инженера в этой деревне нанесен значительный и весьма беспокоящий меня ущерб.
— Вы полагаете, что это что-то новое? Ведь мы с вами знаем, что он всегда страдал сенильностью — старческим слабоумием.
— Речь идет не только о сенильности. Я подозреваю, что мы встретились с психопатическим проявлением идеи фикс, согласно которой он, инженер, полагает, будто необходим жителям деревни для ведения их дел.
— И вы тоже называете его инженером, — разразилась Геула истерикой, — он не инженер!
— Да, я знаю! — успокоил ее Зеев. — По сути дела, я не вижу другой возможности, Геула Дольникер, кроме того чтобы взять и увезти его как можно скорей домой…
— Нет, — перебила женщина, — нам нужно прежде всего посоветоваться с профессором Таненбаумом. Только он уполномочен решать…
— Пожалуйста, я позабочусь о том, чтобы действительность предстала перед профессором во всем ее неприглядном ужасе…
* * *
Старания секретаря принесли свои плоды.
Профессор Таненбаум оказался у госпожи Дольникер ранним утром следующего дня, совершенно потрясенный тем, что он увидел ночью.
— Я попытаюсь, госпожа Дольникер, воспроизвести хронологию событий. Господин секретарь уговорил меня проследить за происходящим собственными глазами, и ради установления правильного диагноза я согласился. Итак, вместо того чтобы проследовать к месту своего случайного ночлега, я расположился в комнате господина секретаря, которая находится напротив трактира и откуда сквозь верхушки деревьев можно наблюдать за балконом господина Дольникера. Итак, в двенадцать тридцать пять ночи мы заметили подозрительное движение в комнате господина Дольникера, и через несколько секунд ваш муж вышел на балкон в пижаме при свете луны…
Профессор вдруг замолчал.
— Госпожа Дольникер! — продолжил он через несколько секунд. — У меня есть основания предполагать, что то, что я собираюсь вам сообщить, может привести к необратимым изменениям в психике женщины, поэтому прошу освободить меня от дальнейшего изложения событий.
— Нет, нет, профессор, я должна знать все!
— Как вам будет угодно. Господин Дольникер привязал свой красный плащ к перилам балкона и стал слезать по нему вниз, а когда добрался до края плаща, достал большой зонт и спустился на нем в сад…
— Господи! Дольникер — лунатик?!
— Не исключено, госпожа. В течение часа и двадцати минут мы не видели господина Дольникера, ибо густая растительность скрывала от нас его силуэт, а затем в два часа ночи он неожиданно появился на балконе, снял плащ с перил и исчез в комнате, закрыв за собой дверь на ключ.
