Как же это много, шесть лет! Только сейчас Борис Апухтин сумел хотя бы приблизительно оценить размеры этой пропасти. Он смотрел на бывших девчонок и мальчишек, пытаясь поверить, что перед ним снова они, а не их старшие братья и сестры! Тот же Сашка оброс такими моржеподоб-ными усами, что Борис вряд ли смог бы узнать бывшего приятеля, если бы встретился с ним на улице.
Но внешние перемены — еще цветочки! А вот попробуйте уложить в голове, что Вася Горов теперь почти хирург, и не пройдет месяца, как он начнет вовсю резать миниски и собирать раздробленные кости. Кто мог разглядеть в этом тихоне восходящее светило отечественной медицины? Бывший классный староста Дима Корольков — целый вице-президент коммерческого банка. Что ж, задатки административного работника уже тогда проступали в нем, а под сенью папиного крыла дали всходы. Уж и не хотелось интересоваться профессией Стаса Болденкова, в свое время перебравшегося в пятый класс лишь со второй попытки. Стас превратился в подобие остриженного под полубокс медведя в черной шелковой рубахе, черных же широченных очках от солнца и с немыслимого веса золотой цепью, ниспадавшей с колоннообразной шеи на впечатляющих размеров пузо, подхваченное широким ремнем из серебряных звеньев. Стас беспрестанно хлопал всех по плечам толстой лапой, закованной в доспехи из широкого браслета и двух печаток сомнительной, между нами говоря, подлинности. Глядя на золотой хронометр Королькова и брелок от «БМВ», который Стас беспрерывно крутил меж толстых пальцев, Борис ощутил нечто, похожее на зависть. На мгновение, как горечь от таблетки: бокал шампанского, и все в порядке.
Катя Личко, Катенька, которой Борис в шестом классе написал аж три записки, из которых две в стихах. Катенька Личко, хрупкая миниатюрная девочка, занимавшаяся в балетной школе, подававшая надежды и потому прощавшаяся на всякий случай в конце каждого года: «Меня переводят в специнтернат, теперь, кажется, точно». Катеньку Личко Борис на все сто не признал бы на улице. Не захотел бы признать! Да и как можно поверить, что эта необъятная матрона — бывшая Дюймовочка из их дружного, в общем-то, класса. Катя Личко теперь — Екатерина Савадзе, знатная массажистка и мать двоих детей. Какая проза!
А вот предмет Сашкиных воздыханий, Иру Гуляеву, Борис узнал бы без труда и с удовольствием. Пышные черные волосы, огромные глаза, обрамленные густыми ресницами, гибкий стан — Шамаханская царица. Закончила ГИТИС, успела сняться в двух фильмах. В эпизодах, правда, но все с чего-то начинали. Выходило, что у Сашки то ли значительно лучше со вкусом, то ли с даром предвидения.
— Ты-то как? Где сидишь? — Борис решил опередить приятеля с этим вопросом.
— Строю, — уемехнулся тот. — Пытаюсь строить. Фирма у нас с отцом. Семейный бизнес. Об успехах можешь не спрашивать: ни шатко ни валко. Все серьезные подряды проносятся мимо рта, подбираем, что не шибко летучее. А ты?
— Продаю торговое оборудование, — в тон приятелю ответил Борис. — Сижу в самом загадочном отделе. Дают денег с условием ничего не делать.
— Интересная работа. Там вакансий нет?
— Есть, — с готовностью ответил Борис. — Ничего обещать не буду, но завтра же...
— Да нет, — махнул рукой Саша, — я пошутил. Что ж, я отца одного оставлю?
— Мы и ему место найдем! Ты не представляешь себе, что там у нас творится!
От шампанского, выпитого натощак, тянуло расслабиться, язык отяжелел и двигался с трудом, но Борис мужественно заставлял его шевелиться, сбивчиво рассказывая о своей карьере, о разговоре с Кузнецовым, о растущем вдоль и вширь отделе маркетинга.
— Здорово у вас там, — кивнул Саша. — Но отец в торговлю не пойдет. Да и я тоже. Мура это все. Вот когда строишь дом — пусть даже дачный домик три на пять, — видишь: вот он, дом, который построил я. Вот я его построил, и заработал на хлеб с маслом. Своими руками, честно. Я не в том смысле, что давайте все дружно встанем к станку, пролетарии всех стран... нет. Просто когда в руках у тебя дело — ты не пропадешь. А торговля... Привезли тебе гнилые апельсины — и ты вылетел в трубу. Ну, не знаю, как объяснить. В общем, нам бы делать что-нибудь. Строить, мастерить. Ты не обижайся. Тебе нравится — ради бога! Просто каждому свое, наверное.
Борис пожал плечами и приложился к своему стаканчику с шампанским. Вообще странное ощущение: он сидел со своим школьным другом, с которым когда-то гонял в футбол и взрывал самодельную бомбочку на чердаке родной школы, и обсуждал какие-то глобальные, взрослые проблемы. И ощущал себя взрослым. Ощущал себя взрослым, ибо был взрослым. Как и Саша, как и все, кто сидел вокруг заваленных фотками и уставленных стаканчиками с шампанским и вином парт. Детство вдруг осталось в прошлом.
— Мы тут хотели мини-завод купить. Кирпичи делать, но... — Саша безнадежно махнул рукой.
— Слушай, а у меня как раз есть готовый проект производства! — Борис подставил опустевший стаканчик под струю шампанского. — Нужно двенадцать — пятнадцать штук, и...
— Ха! — Саша дернул головой. — Нам бы пять сейчас найти! А то горим синим пламенем. Уйдет заказ... Пятнадцать! Где бы их найти! С деньгами можно горы свернуть. Но беда в том, что их нет и никто не даст.
— Да, — согласился Борис, отхлебывая пенящийся напиток.
— Мужики, — Стас возмущенно взмахнул руками, — вы заколебали там вдвоем ворковать! Давайте в коллектив! Гоните тост, в натуре!
Приятели переглянулись. Потом Саша поднялся со своим стаканчиком в руке.
— Дело вот какого свойства, — начал он, удачно подражая их учителю физики. Персонаж был тотчас узнан, и собрание ответило на шутку смехом. — Дело такого свойства, — продолжал Саша — что сегодня каждый вспоминает годы молодые и думает: «Ах, вот тут бы мне переиграть! Ах, вот это я бы сделал по-другому...»
— А я вот ни о чем не жалею! — раздался возмущенный возглас Ксюхи Терентьевой. В прежние времена Ксюха выступала главным массовиком-затейником во всех совместных мероприятиях, праздниках и массовых прогулах.
Борис, оглядевшись, подивился, как успели набраться некоторые из присутствующих. Не с шампанского же так развезло Ксюху, Стаса, который уже успел раз свалиться со стула, и еще кое-кого?!
— Все, наверное, о чем-то жалеют, — сказал Саша, когда утих шум, вызванный захмелевшей девушкой. — Все время от времени покусывают локти, кто чаще, кто реже. Так вот я предлагаю выпить за то, чтобы все шло, как идет, и никто из нас больше ни о чем не жалел, оглядываясь...
— А я и не жалею! — снова подала голос Ксюха. — Давайте выпьем за меня! Ура-а!
Тамада сделал глоток и сел. Встреча продолжалась. Мы-зыку включили погромче. Ксюха каким-то чудом подняла Стаса на ноги и вытащила на свободное пространство к доске, танцевать.
— Хотя знаешь, — чуть позже Саша решил вернуться к оборванному разговору, — по-моему, один хрен, в этой стране заниматься делом невозможно. Не дадут. Мы вот нашли вроде хороший подряд. Поликлинику ремонтировать. Выиграли конкурс, составили смету, утвердили. Пришли подписывать документы, а нас встречает такой хмырь, — Саша поморщился, — и, ничего не стесняясь, заявляет: десять процентов сметы — мне. Наличкой. Прикинь? А у нас всего прибыли заложено восемь с половиной. А ему по фигу. Он других найдет. Ему безразлично, отремонтируют поликлинику или снесут. Главное, чтобы десять процентов ему капнули. Бабки казенные, поликлиника тоже вроде не его, но сидит он там...
