СКАНДАЛ В БЛАГОРОДНОМ СЕМЕЙСТВЕ
Вечером по удару гонга мы собрались на площади имени Пятницы (дворик у конторы), до крайности недовольные друг другом. От энтузиазма, с которым начинался рабочий день, не осталось и следа. На лбу Зайчика разместился багрово-лиловый синяк, похожий на пирамиду с усеченным конусом; болезненно морщился и вскрикивал чуть ли не на каждом шагу Антон, прихрамывал Борис и болтал в воздухе перевязанным пальцем Лев Иванович. Члены коммуны, за исключением неунывающей Машеньки, выглядели такими потрепанными и жалкими, словно они только что закончили дележку счета за газ и электричество в коммунальной квартире.
– Вечер критики и самокритики объявляю открытым, – без всякого пафоса сказал Борис.
В своей короткой вступительной речи председатель коммуны не оставил от нас камня на камне. Он заявил, что своим поведением мы запятнали славное имя Робинзона Крузо, что десять самой скверной репутации котов, запертых в одном сарае, по сравнению с нами выглядели бы лордами на именинах ее величества. Он признался, что ему стыдно называть имена почтенных и уважаемых людей (все посмотрели на Игоря Тарасовича и Льва Ивановича), которых только чувство такта запрещает ему назвать ослами (возгласы возмущения Игоря Тарасовича и Льва Ивановича), людей, из-за глупой ссоры оставивших коммуну без обеда. Ему, Борису, жаль науку физику, в которую через три года войдут два юных лоботряса (суровый взгляд в сторону Юрика и Шурика), которые привязали полено к лапам петуха, чтобы он не мешал им играть в баскетбол. Когда Потапыч петуха освободил, несчастная птица была полумертвой от злости и унижения.
Борис рассказал про Зайчика, первым же ударом топора едва не раскроившим себе лоб, и выразил сожаление, что этого не произошло, ибо вторым ударом Зайчик чуть не отрубил Борису голову, а третьим вогнал единственный топор в суковатую чурку так глубоко, что высвободить его оттуда удалось лишь благодаря мастерству Потапыча. Ну, а что касается Антона, заключил председатель, то он вполне заслужил от Глюкозы удар копытом. Более того, он, Борис, считает, что корова поступила крайне гуманно, наказав только одного Антона, потому что второй «субчик» (кивок в мою сторону) заслуживал удара не меньшей силы. Вбить ноги беззащитного животного в колодки, чтобы удобнее было доить, могли люди с постыдно низким культурным и интеллектуальным уровнем.
– А не объяснит ли уважаемый председатель, по чему он хромает? – мстительно спросил Лев Иванович.
Борис растерянно втянул голову в плечи.
– Что ж, – с предвкушаемым наслаждением сказал Лев Иванович, – тогда скажу я. Наш руководитель, столь гневно и объективно бичевавший наши пороки, в силу особенностей своей памяти упустил один факт. – Профессор от удовольствия почмокал губами. – В самый разгар рабочего дня, когда мы – я не имею в виду коллегу Ладью – потели на кухне, наш глубоко и многоуважаемый шеф… Знаете что делал? Играл – причем вопреки желанию партнера – в чехарду с Мармеладом! И во время одного лихого прыжка… – Борис со вздохом кивнул.
–Я бы хотел спросить коллегу Черемушкина, – невозмутимо посасывая трубочку, проговорил Игорь Тарасович, – что он имел в виду, роняя свою реплику насчет моей работы на кухне. Уж не считает ли коллега, что картошка сгорела из-за меня, а не потому, что профессор Черемушкин непрерывно бегал к окну смотреть на одного молодого и симпатичного члена коллектива?
–Я имел в виду тот неоспоримый факт, – ответил Лев Иванович, трусливо взглянув на жену, – что, пока коллега Ладья разрывал во дворе кучу мусора в поисках своих неандертальцев, в котле выкипел суп и неизвестно куда убежали со сковороды три жареные курицы! Может быть, кандидат бронтозавровых наук И. Г. Ладья объяснит высокому собранию это сверхъестественное явление?
Коллега Ладья охотно согласился прокомментировать чудо. Он лично твердо уверен, что куры даже в жареном виде не могли вынести убийственных мелодий, которые насвистывал коллега Черемушкин.
Пока ученые мужи поливали друг друга ядом остроумия, Ксения Авдеевна отвечала на вопросы ошеломленных слушателей:
– Они заспорили, что важнее, музыка или археология. Игорь Тарасович в шутку сказал, что сломанный зуб птеродактиля в тысячу раз интереснее, чем бессмысленный набор звуков, именуемый классической музыкой. Левушка раскипятился и, к моему ужасу, обозвал Игоря Тарасовича динозавром. И началось такое, что я сбежала с кухни!
И Ксения Авдеевна грустно покачала головой.
Слово взял Потапыч. Начал он издалека. Рассказал о своей службе на миноносце «Бурный», о том, как вытащенная на палубу четырехметровая акула едва не оттяпала ему ногу и вдруг, прервав свой рассказ, обрушился на нас десятибалльным штормом. Для начала Потапыч обозвал всех мужчин «пресноводными швабрами». Затем, распаляясь все больше, сравнил Юрика и Шурика с дохлой салакой, Бориса – с беззубой щукой, Зайчика – с бесхвостым китом, а Антона и меня – с выброшенными на берег медузами, «каким у нас на флоте не доверили бы и гальюн чистить». В заключение Потапыч заявил, что на таких мужчин ему противно смотреть, и посоветовал Ксении Авдеевне и Машеньке подарить нам их юбки.
Антон признал, что в своей яркой и образной речи Потапыч в целом правильно охарактеризовал состояние нашего рыбного хозяйства. Его сравнения точны и справедливы, за исключением, пожалуй, недостаточно мотивированных медуз. Но он, Антон, берет на себя смелость заявить, что мужской контингент коммуны не словами, а делом отстоит свое вековое право на брюки.
Машенька засмеялась. Ей кажется, что многие выступавшие ораторы сгустили краски. Мы все хорошие, милые и умные, и лично ее, Машеньку, мелочи быта не волнуют. Настоящую тревогу ей внушает лишь необъяснимая ссора двух очень уважаемых ею людей. Археология открывает людям прошлое, музыка заставляет любить настоящее, и обе эти отрасли человеческой культуры имеют право на будущее. А посему Игорь Тарасович и Лев Иванович должны немедленно протянуть друг другу руки.
Игорь Тарасович, не выпуская изо рта трубку, проворчал, что человек, обозвавший его динозавром, не может рассчитывать на признательность и доверие. Лев Иванович погладил брюшко и, глядя в пространство, с вызовом сказал, что он тоже не забудет сравнения с барабаном, обтянутым ослиной кожей. «С пустым барабаном», – уточнил Игорь Тарасович, спокойно поглаживая бородку.
Лев Иванович запетушился и раскрыл рот, чтобы достойно ответить своему оппоненту, но мы хором пристыдили противников и разошлись по домам.
УТРЕННИЕ УЛЫБКИ
Я проснулся в восемь, сбросил с постели Шницеля и начал соображать, что делать. Антон храпел, с головой укрывшись одеялом. Я не пожалел времени, со всех сторон хорошенько пришил одеяло к простыне и вышел во двор. На скамейке, сладко зевая, сидел Лев Иванович. Мы обменялись приветствиями и в совместном коммюнике выразили удовлетворение по поводу вполне нормального сна.
