Все веселятся от души.
Красивый. Папа у тебя — приколист известнейший.
Хали. Он в политехе, что ли, преподает?
Егор. Мост строит, ну и преподает чуток, как главный архитектор проекта.
Потомок. У меня знакомые в Политехе, говорят, в него там все студентки влюбились…
Помолчали.
Красивый. Потомок, ну ты же любишь книжки читать, ну расскажи мне «Преступление и наказание», друг ты мне или нет…
Потомок. Понимаешь, Крас, это жутко философский роман…
Хали. Там один симпотный парень старушку кокнул. Старушонку. (Хихикает.) Изергиль. Или Шапокляк. (Хихикает.)
Красивый. Счас дошутишься…
Егор. Хорошо бы свой самолет иметь… Такой, в духе тысяча девятьсот десятого года. И летать над городом… Я бы сам построил, только чертежей нет…
Хали. Ты, Красюк, сам Достоевский. Ага. Потому что достал.
Егор. Читай лучше Толстого. Там все просто. «Нет, жизнь не кончена!» — подумал князь Андрей и дал дуба под небом Аустерлица.
Помолчали.
Хали (кидает дротики). Вот наловчусь получше, пойду на пешеходку фокусы показывать. Тебя, Красивенький, к пенопласту приставлю и дротиками обтыкаю. Хорошо! На Красивого смотреть интересней — попадет в него или не попадет. Не забоишься, Красюк?
Красивый. Я скоро на море поеду. Марина сказала. Летом поедем. На Кипр, вот.
Хали. А тебя не пустят. Тебе восемнадцати еще нет. Чтобы тебя на море везти, справка от черепов нужна.
Красивый. Ну и что?
Хали. Сейчас они тебе напишут. Мы согласны. Чтобы нашего сыночка старуха Шапокляк на морях до смерти затрахала.
Красивый. Никакая она не старуха. Ей всего тридцать шесть. С половиной.
Хали. Ага.
Красивый. Сейчас поагакаешь у меня.
Хали. Угу, угу.
Красивый. Чего хихикаешь? Она добрая. Я когда в тот раз на дискотеке со скинами метелился — чуть коньки не отбросил, пластом лежал, а она жалела, лечила, с ложки молоком выпаивала… А черепа вечно: «Сам виноват, сам виноват»… Мать с отцом по полгода без получки, а мне за подготовительные курсы платить надо… Марина сама предложила…
Потомок. А все же тухло это как-то — за счет пожилой дамы…
Красивый. Это вам, благородным, тухло, а мы люди простые. Скажи-ка лучше, благородный, чего музыкой больше не занимаешься?
Потомок молчит.
В музыкальное училище вроде собирался? Передумал, что ли?
Потомок не отвечает.
Егор. Красюк, отстань от него.
Красивый. До ре ми фа соль ля си — села кошка на такси. Потому что папенька, потомственный купец Дыркин, пианино в картишки просадил, да и пропил… Заведи себе какую-нибудь Марину, она тебе фоно купит…
Потомок встает. Сейчас начнется драка. Стоят и молча смотрят друг на друга.
Егор. Ну хватит вам, ей-богу.
Хали. Да передушите уже друг друга наконец, мальчики.
Нора. Стыдно, стыдно…
Красивый (вдруг говорит испуганно). Ты чего? У тебя кровь из носа…
Потомок (ладонью вытирает нос, смущается). Это у меня бывает. Ветер же сегодня из-за реки, с третьего комбината…
Нора. Тебе нервничать нельзя.
Красивый. Сходил бы ты, дурень, к врачу, что ли…
Егор. К подростковому.
Потомок. Хорошо бы, конечно, поболеть. Так вот оттянуться, как в детстве… Капитально так, чтобы все жалели… Давно я так не болел.
Помолчали. Вечер, конец весны, тепло, из окон ближних домов музыка.
Хали. Слушайте, а давайте его казним? (Показывает на памятник.) Кто он вообще такой? Стоит тут на нашей клумбе неизвестно кто…
Егор. Потомок, ты тут все знаешь, ты должен знать, кому этот памятик.
Потомок. Вроде, космонавту, который однажды в степи на правом берегу приземлился. Крас, ты тут дольше всех живешь…
Красивый. Откуда я знаю? Всю дорогу стоит тут, облезлый, даже лица не разглядишь…
Хали (обходит памятник). Нет, это не космонавт. Это тиран народов! Просто его забыли убрать, потому что это маленький памятник. Но час расплаты пришел! Сейчас мы отрубим ему голову! (Надевает на голову памятнику целлофановый мешок.)
Красивый стучит железом по железу, словно барабанная дробь.
Появляется рыжая девочка Соня. У нее в руках венок из одуванчиков.
Соня. Селедка! Селедка! Селедка! Люди, эй! Вы что? (Срывает целлофановый мешок с памятника, заботливо гладит его по голове.) Он же совсем старый, стоит тут один с отбитым носом. А представляете, как ему скучно по ночам, особенно если дождь…
Егор. Ты что, знаешь, кто это?
Соня. Конечно знаю. Это Ленин.
Хали и Красивый ржут, остальные таращатся на Соню молча.
Соня. Вы что, не слышали про Ленина? Он был ужасно добрый, защищал детей, носил ботинки, как у Чарли Чаплина, и любил кошек. Я видела его фотографию в одной старинной книжке, он сидит на скамейке в таких классных ботинках, с кошкой на руках, и улыбается. Он хотел, чтобы все было бесплатно — и Барби, и «Лего», и чтобы лето длилось долго-долго, пока не надоест. Но его убили. То и ли Робокоп, то ли инопланетяне.
Пауза.
(Надевает венок из одуванчиков на голову памятника.) Люди, вы случайно не видели мою собаку?
Красивый. Какую собаку?
Соня. Мою. Рыжую. Мы с ней вместе рыжие, она и я. Такая классная собака. Мохнатая и с бородой. Ее зовут Селедка. Девалась куда-то, нету уже три дня. Не видели?
Егор. Нет.
Потомок. Нет.
Нора. Нет.
Красивый. И я нет.
Хали. Ну-ка, девочка, становись сюда. (Показывает на щит из пенопласта с нарисованным силуэтом.) Стой смирно, а я тебе расскажу, где твоя собака. Какие у тебя клеевые ботинки!
Соня послушно становится. Она гораздо меньше силуэта.
Соня. Вы знаете, да?! Я дам вам вознаграждение! А хотите, я вам стихи почитаю?
Хали. Какие еще стихи?
Соня. Мои.
Хали. Хорошие?
Соня. Конечно.
Потомок, Нора и Егор. Слышишь, Халида, Отстань от нее!
Хали. Твою собаку, девочка… (Берет дротик, прицеливается.) из твоей собаки… (Замахивается.)
