Книга Заблуждение велосипеда, страница 52. Автор книги Ксения Драгунская

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Заблуждение велосипеда»

Cтраница 52

Бедный дядя Юра волновался, что я могу рассказать о случившемся начальству. Не бойся, дядя Юра, все будет хорошо, я не расскажу!

На областном радио в передаче «На крючок» трудился корреспондент по имени Леша, похожий на грустного волчка из мультфильма «Сказка сказок», с большими светлыми глазами в пушистых ресницах. Люди со всей губернии писали ему о наболевшем, вроде «у нас протекает унитаз, помогите!». И он должен был разбираться. Еще он сочинял песни и пел под гитару. И немилосердно «злоупотреблял». Мы подружились, стали переписываться.

Вдруг Леша принялся сочинять для театра, и довольно бойко. «Что может быть в театре интересного?» — недоумевала я.

Стал приезжать в Москву по драматургическим делам. Подружился с моей мамой.

Прихожу однажды домой, они сидят на кухне, мама что-то увлеченно и артистично рассказывает, а Леша уже основательно набрался и тайком подливает себе в рюмку под столом.

Словом, он так «набуздякался», что пришлось уложить его спать. Утром всем надо было на работу — маме в архитектурный институт, мне — на Мосфильм. Чтобы наутро он не комплексовал, я оставила ему в подарок красивый календарь и большую чашку брусничной воды — облегчить его физические страдания. Вернувшись со студии домой, Лешу-волчка я уже не обнаружила. Через некоторое время пришло от него письмо в конверте с надписью «Трезвость открывает двери в мир прекрасного». Леша писал, что, устыдившись, «зашился».

Мы долгие годы исправно переписывались по почте, письмецами в конвертиках, и дружим по сей день.

Леша-волчок стал степенным, трезвым и маститым Алексеем Ивановичем Слаповским.


Когда деньги у нас, студенток, кончились окончательно и бесповоротно, но надо было еще некоторое время проболтаться в Саратове, мы переселились на старый, 1895 года выпуска, пароход, пришвартованный на Волге. Ночлег там стоил сорок копеек. Зеркала в золоченых рамах, таблица «огни и знаки судов» на стене. По вечерам сидели на палубе и смотрели, как зажигаются огни на реке. На корабле был весь штатный инвентарь и даже настоящий капитан — дядя лет сорока с дочерью, десятилетней девочкой в тельняшке.

Все по-настоящему, словно корабль вот-вот отправится в путь.

По утрам папа-капитан заботливо расчесывал дочкины долгие светлые волосы, и девочка всякий раз говорила, что выпавшие волосы надо непременно сжечь, нельзя выбрасывать, а то птицы их унесут, станут из них вить гнезда, а у человека будет болеть голова.

Просто какие-то рассказы Паустовского…


Саратов и телевизионная практика стали для меня бесценным опытом.

До сих пор с восторгом и благодарностью вспоминаю эти шесть недель. Именно там, в Саратовской губернии, во время поездок по степным колхозам и маленьким купеческим городкам у меня возникло ощущение огромной и разной страны, спокойно живущей свою жизнь, независимо от директив, основных направлений и прочих «заморочек» партии и правительства. У начальства одни задачи, у народа — другие. Одним надо успеть обтяпать свои дела, будь то нажива или карьера, другим — выжить в условиях, для выживания не предназначенных. И они, эти задачи, никак не пересекаются. И так было и будет всегда. «Нам не страшны!..» Ни перестройка, ни глобализация.

Живем себе дальше, товарищи!

Саратов, город моей юности, я не забуду никогда. Спустя лет двадцать я оказалась там по театральным делам — неузнаваемо. Вообще другой город. А тот Саратов куда-то подевался, исчез.

Мы были на зимних каникулах, когда грянул Карабах.

Азербайджанская студентка киноведческой мастерской звонила однокурснице-москвичке, чтобы она спросила у армянской студентки, будет ли та разговаривать с азербайджанкой, и вообще как себя теперь вести.

Надо честно сказать, что с национальными проблемами в Орденоносном все было гладко, не придерешься. При том гладкость эта была настоящей, естественной — вьетнамцы, монголы, африканцы, латиносы, арабы и мы, многонациональная советская молодежь, жили «душенька в душеньку».

Начавшиеся в стране этнические конфликты были для нас чем-то далеким и неожиданным.

В актовом зале, под покосившимся транспарантом, собрали большое собрание по национальным вопросам. Пришли старейшины, живые классики.

Тамара Федоровна Макарова поделилась опытом:

— А в нашей мастерской давняя традиция — в начале первого года обучения мы устраиваем кулинарный праздник знакомств, ребята готовят свои любимые национальные блюда, угощают друг друга… Это сближает…

Моя мама училась после войны в ее мастерской. Посреди репетиции Тамару Макарову могли подозвать к телефону в ректорат, она возвращалась и говорила:

— Товарищи, репетиция окончена, только что звонили от Лаврентия Павловича, у него званый вечер, я должна помочь принять гостей…

Сумасшедшая рыжая старуха в пустом деревенском доме шуршит черно-белыми фотографиями. Нацепляет очки. Это кто? Кудрявый, бородища черная… А вот с косичкой девчонка… А этот глазастый? Не помню… Надо вспоминать… Учились вместе где-то чему-то? Ну да, еще осень была всегда… Осень и собрание…


Стриженная как новобранец первокурсница в матросской курточке из синей фланели (куплена в Военторге по цене пять рублей шестьдесят пять копеек), бывший несносный ребенок, будущая сумасшедшая рыжая старуха, садится у метро в автобус, набитый битком, издалека кажущийся темным от стиснутых пассажиров, многие везут саженцы… Осень…

Или идет пешком от метро, переходит городскую реку через мост, в этом районе, далеко от центра, река еще не стиснута набережными, травяные берега…


Из однокурсников больше всех я дружила с Магди, направленном учиться в Москву коммунистической партией Ирака. По национальности он был курд, партизанил, даже родился в партизанском лагере, точный возраст его был неизвестен, в анкете значился год рождения и в скобках «плюс минус три».

— Иракские коммунисты мне сказали, будто в Советском Союзе такой уровень коммунистической морали, что деньги не имеют никакого значения, — озадаченно сетовал он.

Мы с ним пытались вместе сочинять сценарий. Дар у Магди поэтический, лирический, идущий вразрез с жесткими политическими темами, за которые он брался, сын своего многомиллионного, находящегося в хронической заднице народа. Показывал фотографии друзей — много светловолосых, голубоглазых. А вот заснеженные горы, идут парни с автоматами, вместе с ними собаки, совершенно русские дворняги.

— Это около нашего лагеря в горах.

Когда начались занятия по научному атеизму, адепт Заратустры Магди был очень недоволен:

— Будут говорить, что Бога нет, — нехорошо.

Преподавательница не пришла, так как сломала ногу.

— Ага, «Бога нет», — подметил Магди.

К слову, преподавательница научного атеизма вполне могла бы преподавать Закон Божий. Зачет проходил так:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация