— Ох, нелегко нам придется, когда ее малыши подрастут и начнут выбегать из детской, — промур- чал Дым, с усмешкой глядя на Белохвоста. — Боюсь, не унаследовали бы они характер отца своей матери! Я не забыл, сколько головной боли ты принес Огнезвезду, пока не вырос и ума не набрался.
Белохвост возмущенно ощетинился и помахал хвостом.
— Они будут славными воительницами, и я спущу шкуру с каждого, кто захочет с этим поспорить!
Воробей, молча жевавший свою дичь, вдруг замер, услышав шаги Львиносвета и Остролистой. Казалось, его брат с сестрой единственные не разделяют общую радость племени, словно невидимая стена отделила их от Грозовых котов и даже друг от друга.
— Ну что ж, так оно и есть, — пробормотал себе под нос Воробей. Внезапно он почувствовал себя лишним на этом празднике, объединившем племя. Проглотив последний кусочек добычи, Воробей встал и, не сказав никому ни слова, поплелся в свою палатку.
Его разбудил звук шагов, и открыв глаза, Воробей увидел серую кошку, склонившуюся над его подстилкой.
— Щербатая! — воскликнул Воробей, садясь. Он был в своей палатке, залитой бледным лунным светом, и Листвичка тихонько спала в нескольких шагах от него.
Бывшая целительница бросила на подстилку Воробья какое-то длинное черное перо и буркнула:
— Пора кончать со всеми этими секретами да тайнами! Правда должна выйти на свет. Звездное племя совершило ошибку, так долго скрывая от вас истину.
— Но что... — начал было Воробей, но силуэт Щербатой начал таять, растворяясь в лунном сиянии, пока не исчез совсем. И лунный свет тоже исчез, оставив Воробья в привычной тьме.
— Мышиный помет! Что за идиотская привычка говорить загадками? — прошипел Воробей, но ледяной холодок в животе уже подсказал ему, что на этот раз Щербатая сказала ему больше, чем достаточно.
Обшарив подстилку, он нашел перо, брошенное целительницей, и провел лапой по его гладкой шелковистой поверхности. Ему не нужно было зрение, чтобы представить глянцевитую черноту пера, переливающуюся в лунном свете.
— Щербатая принесла мне грачиное перо... — прошептал Воробей.
Вскочив со своего места, он тихонько вышел из палатки, стараясь не разбудить Листвичку. Выбравшись на поляну, он бросился к воинской палатке и обошел ее кругом, ища запах брата, спавшего возле внешних ветвей куста.
Подойдя ближе, он подобрал с земли сломанную ветку, просунул ее в куст и ткнул Львиносвета.
— А? Что? Отстань! — пробормотал брат во сне.
— Львиносвет! — прошипел Воробей, прижавшись к самым веткам. — Мне нужно с тобой поговорить. Разбуди Остролистую и вылезайте.
— Ты спятил? Сейчас же ночь! — простонал Львиносвет.
— Тише ты! Хочешь все племя перебудить? Это очень важно, понимаешь? Нужно поговорить.
— Ладно, ладно, только успокойся.
Воробей нетерпеливо ждал, пока его брат с сестрой выберутся наружу.
— Чего ты хочешь? — прошипел Львиносвет. — Где будем говорить?
— В лесу. Или еще где-нибудь, где нам никто не помешает.
Остролистая зевнула во всю пасть и пробормотала:
— Надеюсь, ты не зря нас разбудил!
— Еще как не зря, — ответил Воробей.
Выбравшись из лагеря через поганое место, они тихонько проскользнули мимо сторожившей вход Маковки и вышли в лес. Здесь Воробей повел брата с сестрой в сторону границы с племенем Теней.
— Мне холодно! — пожаловалась Остролистая. И вообще, я никуда не пойду, пока ты не объяснишь, в чем дело!
— Ладно, — легко согласился Воробей, поворачиваясь к брату и сестре. — Дело в том, что я узнал, кто наш отец. — Он помолчал, оглушенный обрушившимися на него чувствами Львиносвета и Остролистой. Набрав в легкие побольше воздуха, он выпалил: — Это Грач.
Несколько мгновений все молчали. Чувства, обуревавшие его брата с сестрой, были настолько сложными и запутанными, что Воробей даже не надеялся в них разобраться.
— Значит, мы — полукровки? — выдавила Остролистая.
— Как ты узнал? — ошарашено спросил Львиносвет.
— Щербатая явилась ко мне во сне, — пояснил Воробей. — Она сказала, что нам пришло время узнать правду, и дала мне грачиное перо.
— Но, возможно, это еще не значит... — беспомощно пролепетала Остролистая, но оборвала себя на полуслове. Они все отлично понимали смысл этого знака. Было бы глупо обманывать себя, говоря, что это не так.
— Грач знает об этом? — спросил Львиносвет.
— Так вот почему Листвичка скрывала свою тайну! — воскликнула Остролистая.
— Не знаю, — ответил на первый вопрос Воробей. — Надо поговорить с Грачом. Идем!
Они молча пошли через лес. Мокрые от недавнего дождя кусты осыпали их ледяными каплями. Холодный ветер ерошил шерсть, пробирал до костей. Высоко над головой слышались голоса просыпающихся птиц.
Мысли бешено крутились в голове у Воробья.
«Как такое могло случиться? Наша мать — целительница, а отец — воин Ветра! Неужели они не знали, что им нельзя быть вместе? И как мы можем быть котами из пророчества, если вообще не должны были появиться на свет?»
От шагавшего рядом Львиносвета исходили волны неистового гнева, направленного на обоих котов, забывших Воинский закон и нагромоздивших горы лжи, чтобы скрыть правду о котятах, появившихся на свет в результате их преступления. Зато семенившая с другой стороны Остролистая пребывала в таком смятении, что Воробью никак не удавалось понять ее мысли.
Наконец, впереди послышалось журчание ручья, и Воробей почувствовал запах свежей воды.
— Еще рано, — сказал он, — но скоро появится патруль.
Они остановились на берегу ручья. У Воробья лапы подкашивались от усталости, он бы с удовольствием посидел в траве у воды, но понимал, что должен встретить отца стоя.
Птицы пели уже вовсю, и пронзительный ночной холод постепенно отступал, сменяясь утренней сыростью. Внезапно Воробей почувствовал приближающийся запах племени Ветра, и в тот же миг Остролистая вскрикнула:
— Это они!
— Совка, Утесник и Проныра, — пробасил Львиносвет. — Стойте здесь, я хочу с ними поговорить.
— Подожди! — крикнул Воробей, но в ответ раздался лишь плеск ручья, и он понял, что Львиносвет, забыв об осторожности, бросился прямо через границу.
— Что ты делаешь? — завизжал Совка.
Но Львиносвет уже не мог сдерживать душившую его ярость.
— Приведи Грача. Быстро!
— Что? — ощетинился Проныра. — Кто ты такой, чтобы отдавать нам приказы?
— Вот-вот, — поддержал его Утесник. — Убирайся на свою территорию, пока мы с тебя шкуру не спустили!
