Долин. Нормально.
Люба (шепотом). Скажи мне. А? (Целует Долина.) А?
Долин (удивлен). Любаша…
Люба (снова целует). А?
Долин. Не надо.
Люба (делово). Помоги мне. (Уходит.)
Долин, постояв, идет за ней.
Эпизод второй
У костра сидят: Танов, Долин, Байков. Люба чуть в стороне в кресле. Ночь. Звездное небо. Все молчат. Пауза возникла во время неприятного и нелегкого для всех разговора. Долин сидит, низко опустив голову.
Люба (Долину). Андрюша, застегни рубаху. Холодно ведь!
Долин. После такой бани?
Молчание.
Долин. Что придумать, я не знаю. Но уходить с клеймом… Мне дурно становится. Раньше мог бы и плюнуть.
Байков. А теперь и плюнуть некуда – везде плевки.
Долин. Ну давай-давай.
Люба. Сашка, ты не прав. У каждого может сложиться так.
Байков. Здесь закономерность.
Долин (насторожившись). Не понял.
Танов. Подождите. (Не сразу.) Андрей… Поганый у нас разговор.
Долин. Да нет, ты говори, я слушаю.
Танов. Я не доверяю тебе.
Пауза.
Ты любишь говорить, что существуешь биологически. Так? Так.
Байков. Или интуицией…
Люба (перебив). Прекратите! Пашка, перестань сейчас же. И ты, Байков, молчи. Мясники какие-то, ей-богу. Человек за помощью приехал, а они, вместо того чтобы найти выход, хлестать его.
Байков. Пока хлещут из любви – есть на кого надеяться.
Люба. В университете, по-моему, обходились и без этого, и надежды не теряли.
Байков. Время…
Люба (перебив). Семь лет не такой уже большой срок.
Танов (Любе, негромко). Тебя заносит.
Байков. И не такой уж маленький. Его прожить надо.
Долин. Я прожил плохо.
Люба. Вот Танов зря времени не терял.
Танов. Ты о чем?
Люба (с иронией). Да так.
Пауза.
(Встала.) Я вам на веранде постелю.
Танов. Мне тоже.
Люба (с насмешкой). Разумеется. (Ушла.)
Танов (Долину). Самая дальняя площадка от Братска?
Долин. Сто двадцать километров. Остальные по трассе к городку с разрывом в двадцать пять – тридцать.
Танов. Четыре объекта.
Долин. Да, четыре.
Танов. В редакцию не поеду, сразу на место, выиграю два, а то и три дня. (Долину.) Материал я у тебя забрал на острове, прилечу одиннадцатого после пуска. Или десятого ночью. Пусть Соломатин спит спокойно и расстаньтесь по-братски.
Долин (не сразу). Спасибо.
Танов. Пошли спать.
Все сидят.
Танов. Где сигареты?
Байков. Держи. Завтра встаем?
Танов. До петухов. Снасти готовы.
Байков. Отлично. Желтое удилище – мое. Помнишь, какого короля я им хапнул?
Долин. Давайте закончим со мной. (С трудом.) Для меня то, что вы начали говорить – серьезно. Кроме вас у меня… Саня, ты прав: хлестать некому. (Прокашлявшись.) В общем, мне важно знать… (Танову.) Почему мне нельзя верить? Если вы меня вычеркнули, давно вычеркнули… Я ведь не знал. Могли бы сказать. Как-то не совсем честно. Кроме вас, действительно… Почему?.. (Оборвал себя.)
Пауза.
Танов. Ну что же, вперед, Франция?
Долин (настороженно глядя на Танова). Вперед.
Танов. Меня всегда сбивала с толку твоя агрессивная искренность, нежность, Андрей. В университете, да и потом какое-то время невольно чувствовал за тебя ответственность. И не я один. Уж какой был людоед Сахненко, но и он твои кости берег. Мне казалось, что ты этого просто не замечаешь, и я сбрасывал все на твою распахнутость, непосредственность, что ли. Но однажды я увидел, что качества перестали быть качествами и превратились в доспехи.
Короткая пауза.
Долин. Слушаю-слушаю.
Танов. Вспомни день, когда мы отмечали юбилей газеты. Еще до снятия Сахненко. Вспомнил?
Долин. Два года назад, весной.
Танов. В марте. Банкет был в «Аквариуме». Ты еще тогда сказал, что все больше похоже на юбилей главного, а к нему пристегнули газету. Потом прошелся по его небезгрешной натуре: что, в принципе, он хам, что девочкам из машбюро угрожает перспектива гарема… Много чего было. Разговор был между нами и все было нормально. Дело шло к финишу, все разбрелись по группам, а мы с тобой оказались в компании с женой Сахненко. После появился и он. Я не знаю, что за муха тебя укусила, но вдруг один за другим полетели тосты в честь Сахненко. Чего ты только не наговорил: и дай Бог, что у нас такой шеф, и ума у него палата, и сердце доброе, и как жаль, что редакторство не дает ему возможность сильнее развернуться как публицисту…
В общем – дурь. Сначала я так и подумал: пьяная дурь. Захотелось дать тебе в лоб и отвести домой, чтобы проспался. Потом стало стыдно. Говорил ты с душой, с комком в горле, со слезой во взоре. Когда стали расходиться и Сахненко предложил тебе переночевать у него, согласился сразу. Сначала я пытался тебе объяснить, что разумнее пойти ко мне, тем более что мой дом как раз напротив его дома. Ты делал вид, что не слышишь меня, опять стал объясняться ему в любви, восторгаться чудесной супругой. Мерзость – одним словом.
Долин. Я был пьян. Нет, все помню… Понимал. Да, правильно – понимал.
Танов. Затем со всей искренностью и непосредственностью начал кушать людей.
Долин. Кого?
Танов. Оленьку из машбюро. Сначала пудришь ей мозги, не без твоей помощи она исчезла на три дня; естественно, бюллетеней та организация не дает…
Долин (перебив). Я понял. Кстати, все дают…
Танов. Сахненко ей не простил, и ты, как профсоюзный босс…
Долин. Я понял.
Танов. Даешь санкцию на увольнение.
Долин встал, собираясь уйти. Байков резко вскочил и рывком швырнул Долина на место.
Долин. Ладно, давайте. (Бросается на Байкова. Возня.) Давай.
Байков. Я тебе шею сверну.
Танов (разнимая). Кончайте.
Долин. Пусти. Вот как ты?
Байков. Я т-тебе шею сверну.
Танов. Озверели. (Оттолкнув Байкова, держит Долина.) Все! Подыши.
