Тесданов (Ксенину). Что дальше?
Ксенин молчит.
Отпусти.
Пытается вырваться. Ксенин ухватил еще крепче.
Тесданов (Колкову). Толя…
Колков. Серега, кончай.
Тесданов вновь пытается вырваться, но Ксенин не отпускает.
Тесданов (засмеявшись). Да отпусти ты! (Вырвался.)
Колков (сразу заслонил Тесданова, Ксенину). Парни, тихо… Тихо.
Ксенин толкает в грудь Колкова. Тот отступает. Ксенин продолжает толкать Колкова.
Колков (растерянно, Тесданову). Полный… (Ксенину.) Ну, хватит?
Тесданов (Колкову). Колков… Толя. Я такси ловить… (Взял коробку, пошел к выходу.)
Ксенин, бросив Колкова, догнал и схватил Тесданова. Держит.
Тесданов (тянет за собой Ксенина). Дружок, у меня самолет. (Остановился.)
Пауза.
Ладно, Толя. Иди. Возьми коробку, я сейчас.
Колков взял коробку, хотел пройти к выходу, но Ксенин, одной рукой продолжая держать Тесданова, другой схватил Колкова.
Пауза.
Колков. И правда – цирк.
Тесданов (Колкову). Курить будешь? (Закуривает.)
Колков. Опоздаем же. (Попытался вырваться.) Вцепился… Прямо мертвой… Ну, что делать?
Тесданов. Подождем.
Пауза.
Колков. Гроза будет. Ну, дай сигарету.
Вдруг резко, двумя руками, отбил от себя руку Ксенина и, подхватив коробку, побежал к выходу.
Гера, давай скорее! (Скрылся.)
Тесданов, загасив сигарету ногой, стал отрывать от себя Ксенина. Ксенин, мотаясь от рывков, молча, опустив голову, продолжает держать Тесданова. Оба покраснели от напряжения, тяжело дышат. И Тесданов не выдержал. Сначала стал хватать Ксенина за лицо, но и тут Ксенин не отпустил. Тогда, прижав Ксенина к стене, Тесданов захватив одной рукой его затылок, второй зажал рот и нос.
Тесданов (в бешенстве). Давай же… ну, давай драться… Шпана… неумытая… Ты будешь драться? Будешь… Плебей… Дерись, я тебе говорю! Дер-рись.
Ксенин, задыхаясь, схватил Тесданова за руки, и тот, воспользовавшись моментом, с силой швырнул Ксенина на пол. Ксенин, ударившись головой, не встал. Тесданов подошел.
Тесданов. Живой?
Ксенин сел.
Живой.
Не в силах встать, продолжая сидеть, Ксенин ухватил Тесданова за штанину, но тот уже легко отдернул ногу.
Живой. (Быстро ушел.)
Ксенин лег. Слева на лестнице появился Майор, справа внизу Стерк.
Майор. Живой?
Стерк. Живой.
Майор. Что музыканты?
Стерк. Все тихо. Ждут, когда выпустим.
Майор. Бириша отправили?
Стерк. Да, господин Майор.
Майор. Кто остался с сыном?
Стерк. Прислуга. Была там у него одна.
Майор (показав на Ксенина). Спит?
Ксенин. Нет. (Встал на ноги.)
Майор (Ксенину). Может быть, хватит перекатывать во рту два камешка, облизанные и обсосанные поколениями мыслителей?
Ксенин (невидящим взглядом смотрит в вышину, как заклинание). Пусть воображение ваше…
Майор. Пора понять, что в наше время найти некую тайну в существовании Добра и Зла – мероприятие, прямо скажем, наивное. Остановитесь.
Ксенин. Вольной… Свободной птицей…
Майор. Боже вас сохрани записывать меня в клан скептиков, циников и прочей братии… Выше себя не прыгнешь – вот истина. Я не знаю, где ее начало, но прицел ее – очевиден.
Ксенин. Вольной, свободной птицей в просторах мирозданья! И нет ей места, где могла бы прервать полет, остановиться, гнездо свить и успокоиться.
Пауза.
Ксенин медленно уходит в глубину сцены.
Майор. Стерк, ничего не поделаешь, вы свободны.
Уходит Стерк, и мы видим, что за спиной у него, прислонившись к темной сырой кладке башни, полулежит Маэстро.
Майор (опускаясь вниз). А все-таки есть своя прелесть… Маэстро, где вы? (Увидев.) А-а. Вы не находите, что во всем этом (показал вокруг) есть свое очарование. В черных подтеках, кое-где покрытых мхом, стены старой башни, шелест крыс… (прислушался) и капля. Клеп, клеп… Слышите? Солома, ваша хламида, борода, сверкающие белки глаз… Чудно. Ей-богу, чудно. Немного претенциозно, но…
Маэстро. Мне бы еще романы писать…
Майор. Вам бы еще романы писать… Что-что? (Смеется.) Да-да-да! Как тому испанцу! (Кричит.) Эй! Дайте свет!
Над головой Маэстро и Майора тусклым светом вспыхнула лампочка.
О-о, да вас били… Ничего не сломали?
Маэстро. Нет. Сделано настолько, насколько вы хотели.
Майор (отрицая, помахал рукой). Инициатива снизу. Извините.
Быстро вернулся Ксенин и, смахнув свет с Майора, встал на колени перед Маэстро.
Ксенин. Я не выдержу, Маэстро! Через сто, через двести лет… Неужели никогда никому не понадобится?! И никто не узнает? Зачем это во мне?! (Бормоча, словно молитву.) Помогите мне, Маэстро… Я не боюсь боли, если не зря… Маэстро… Помогите!.. Пожалуйста, помогите!
Печальная, негромкая мелодия подняла Маэстро на ноги. От легких порывов ветра могильный холм из белых цветов, казалось, вздрагивал от испуга и успокаивался, когда лепестки не трогал ветер. Молча, недвижно стояли у могилы Доя, Коста, музыканты.
Маэстро. Не день, не месяц, а может, и целая жизнь, проведенная в радости и счастье, не сравнится с силой и беспощадностью даже одного страшного дня, часа, мгновения, когда горе приходит в дом твой, в сердце твое. И пусть человек ждет его, и знает, как больно станет ему, но все равно ничего не знает он, ибо думает он: когда это еще все будет, а пока порадуюсь, поживу всласть, и чем больше, тем лучше, словно не рассыплются в прах и не уйдут из сердца и тела наслаждений и довольства минуты, а уравновесят страдания его. Не будет этого. Придет срок – исчезнет день вчерашний, и неведом день будущий. Остановится река жизни разума твоего, и пребудешь в бездне отчаянья пустоты и одиночества.
Вновь тускло мерцает лампочка. В башне Майор и Маэстро.
Майор. Маэстро, если с Биришем что-то случится… Я вряд ли нашел бы виноватых.
Пауза.
Маэстро. Вы предлагаете…
