Конечно, последнее. Но чем же можно понравиться жюри? Иногда уровнем своих произведений, так случается – и вручение премии В. Распутину тому подтверждение. Но, увы, чаще всего премию дают не за книги. Это больше напоминает школьную оценку за хорошее поведение. Жюри оценивает не столько литературу, сколько личное обаяние, дружеские и семейные связи соискателя, учитывается и возможность того, что в будущем соискатель сам может стать членом жюри, а члены жюри, наоборот, соискателями. Но прежде всего, конечно, оцениваются политические взгляды писателя, а также предусмотрительное отсутствие оных. Да, дорогой читатель, литератор, возмечтавший о престижно-прибыльной премии, в политическом отношении должен стать осторожен, как лань, забредшая в ботанический сад. Не дай бог, тебя заподозрят в патриотической неполноценности или в недоразвитом либерализме!
Особенно трепетно следует выбирать печатные органы. Случайное интервью в органе не той ориентации может закончиться катастрофой. И ты, кто годами крался на брюхе к заветной птице удачи, только увидишь, как она взмахнет стодолларовыми крылышками. Да что там! Непродуманное рукопожатие на какой-нибудь презентации может стоить премии. Даже те писатели, что выстояли в схватке с советской цензурой, боятся теперь выпасть из премиального «шорт-листа» не меньше, чем боялись некогда ночного стука в дверь.
С помощью премий добились того, чего не могли добиться с помощью цензуры: писатель страшится слова. Более того, в изматывающей борьбе за благосклонность жюри сами произведения делаются почти не нужными, вроде билета в баню – зашел, отдал пространщику и мойся. Надо ли удивляться, что сочинения иных лауреатов забываются даже скорее, чем заканчиваются полученные за них наградные деньги…
Поэтому не спрашивай, по ком звонит колокол, возвещающий о присуждении очередной премии… Он звонит по тебе, читатель!
Три «Д»
Что-то поутихли разговоры о нашей национальной идее… А помнится, года полтора назад Кремль вдруг озаботился ею с той непосредственностью, с какой мужчина в известные моменты жизни начинает интересоваться «Виагрой». Теперь вроде в этом надобность отпала… А напрасно! Дело не в том, что без национальной идеи невозможно жить. Возможно, хотя и затруднительно. Тут все гораздо сложнее: национальная идея значит счастье в жизни человека, хотя при всем своем огромном значении именно эти две категории чрезвычайно трудно поддаются определению. Но, мучительно размышляя, споря о сущности счастья, человек невольно выстраивает собственную жизнь. Дискуссии о том, в чем суть национальной идеи, помогают народу понять, выправить, наполнить высоким смыслом свое историческое существование. И вот, возвращаясь к этим затихшим спорам, хочу предложить вам, дорогие читатели, – ни больше ни меньше – свою версию нашей национальной идеи. Это – три «Д»: Духовность. Державность. Достаток.
Вряд ли нужно объяснять, что такое Духовность. Это и бережное сохранение культурно-исторических традиций, накопленных народами, населяющими нашу Евразию десятки тысячелетий. Это, конечно, и вера – как в религиозно-конфессиональном, так и в мирском смысле. Духовность, на мой взгляд, опирается на коллективное понимание того, что жизнь дается человеку все-таки не для насыщения плоти удовольствиями, а для насыщения души добром. Духовность в конечном счете – это то, к чему стремится любое нормальное общество, которое не хочет однажды превратиться в идеально гигиенический свинарник, где свежевымытые противоперхотным шампунем поросята с дружным хрюканьем встречают автоматически подаваемую в корыто жратву.
Теперь – Державность. Мой компьютер, оснащенный программой проверки орфографических ошибок, подчеркнул это слово красной волнистой линией. Он такого слова не знает. И немудрено, ибо вся наша жизнь последних лет была антидержавна по сути. Что я имею в виду? Я имею в виду целенаправленный разгром российской государственности, осуществлявшийся с конца 80-х, но имевший очевидную предысторию и в период так называемого застоя. Результаты разгрома каждый видит по-своему. Для одних это прежде всего беловежская «расчлененка» и 25 миллионов русских, оказавшихся за рубежом. Для других – это такой разгул воровства, когда удивляешься, что Медного всадника еще не уперли и не сдали в пункт приема цветных металлов. А для кого-то это наш хоккейный проигрыш сувенирной Латвии. Суть от этого не меняется.
Помните таможенника Верещагина, которому было за державу обидно? Обида за державу – главное чувство, обуревающее нормального постсоветского россиянина. И это не случайно. Человек на каком-то генетическом уровне понимает, что оскудение Державности угрожает самому существованию его рода-племени. Ведь народ или союз народов создают государство не потому, что им скучно без призора и налогов, а потому, что нормально существовать и развиваться можно только в рамках державы. Взгляните, как лелеют и укрепляют государство дети статуи Свободы, как гордятся тем, что могут объявить зоной американских интересов любой уголок планеты! Они-то понимают: Демократия без Державности – это силикон без бюста.
И наконец – Достаток. Ох, недаром Остап Бендер, посылая Корейко книжку «Капиталистические акулы», подчеркнул слова: «Все крупные современные состояния нажиты самым бесчестным путем». Реформы у нас пошли не по американскому и даже не по корейскому, а по корейковскому пути. В итоге: большинство бедствует, а подавляющее меньшинство загромоздило своими виллами, как накомодными слониками, все мировые курорты. Иное дело – Достаток! Именно он в отличие от «скоробогачества» всегда уважался на Руси. Кстати, и другие народы давно уже поняли это. Что такое средний класс? Это и есть люди, живущие в достатке.
А теперь подумайте: хотели бы вы жить в стране, где торжествуют Духовность, Державность и Достаток? Я бы хотел.
«Но где же четвертое “Д” – Демократия?» – сердито спросит кто-нибудь из читателей. Вопрос, конечно, интересный… Но о четвертом «Д» через неделю…
Четвертое «Д»
В прошлый раз я предложил читателям «Труда» ни больше ни меньше – формулу национальной идеи. Три «Д»: Духовность, Державность, Достаток… Но ведь есть еще четвертое «Д» – Демократия. О ней и поговорим.
За последнее десятилетие нам почти внушили, будто демократия – это своего рода платиновый эталон, хранящийся под пуленепробиваемым колпаком где-то в английском парламенте или в американском конгрессе. На самом же деле демократия – это, скорее, обобщенное и достаточно условное обозначение бесчисленных попыток разных народов отладить механизм влияния общества на власть. Механизм этот должен соответствовать уровню развития общества. Если на паровозе братьев Черепановых установить реактивный двигатель, паровоз не станет от этого летать по рельсам, как ракета, а скорее всего взорвется.
Элементы демократии имеются фактически в любом социуме. Встречались они и в советском обществе. Когда партийное собрание восставало против дурного директора завода, в результате чего тот вылетал из кресла, разве это не было проявлением демократии? Да, советская демократия сочеталась с диктатурой КПСС. Но сочеталась же довольно долгое время американская демократия с рабовладением! И Клинтон, между прочим, не предлагает по этому поводу вырыть из могилы кости Джефферсона. Хватит хаять советскую власть! Надо осмыслить ее неоднозначный исторический опыт и воспользоваться им во благо Отечества.
