Книга Лезгинка на Лобном месте, страница 75. Автор книги Юрий Поляков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Лезгинка на Лобном месте»

Cтраница 75

Но вернемся в начало ХХ столетия. Завоевав власть, новые лидеры многое поняли: свои портреты они стали заказывать «крепким реалистам» вроде И. Бродского, а не «черноквадратникам». Видимо, для узнаваемости. Жестко был пресечен национализм, перерастающий в сепаратизм. Тех, кого особенно грела формулировка «вплоть до отделения», отправили остыть на севера. Позже умерили гонения на религию (в самую последнюю очередь на православие, из-за войны), занялись восстановлением межэтнической толерантности. Например, в конце 20-х объяснили «украинствующим» товарищам, что одна-единственная русская газета на всю «неньку», в основном русскоговорящую, – это явный перебор. Появились «советский патриотизм и пролетарский интернационализм», которые так и ходили парочкой, словно Берман и Жандарев, до самого развала СССР. Советская власть осознала: это только в теории у Маркса классовые интересы выше национальных, а религии потихоньку отомрут. Сам же автор «Капитала», между прочим, был тронут до слез, когда младшенькая дочь Элеонора увлеклась верой предков…

Это диалектика, дурачок!

О ленинской национальной политике в СССР стоит поговорить отдельно. С одной стороны, извещалось о триумфальном формировании новой исторической общности людей «советский народ». Я в десятом классе даже писал реферат на эту тему и не мог уяснить, как это возможно, чтобы одновременно успешно шли два противонаправленных процесса: расцвет национальных культур и стирание межнациональных граней. Ну какой же может быть расцвет при стирании? Окончательно запутавшись, я пошел за помощью к учителю. Он снисходительно похлопал меня по плечу и весело сказал: «Это и есть диалектика, дурачок!» Но глаза у него были грустные-грустные…


О том, что народы и народности не спешат превращаться в новую историческую общность, я убедился, попав в 1976 году в армию. У нас, в 9-й самоходной батарее, на 70 бойцов приходилось 15 национальностей. Многие воины, особенно из Средней Азии, с Западной Украины, из Прибалтики, едва говорили по-русски, не понимая, чего от них хотят офицеры, которые, кстати, уже тогда с чеченцами и ингушами, образовавшими в полку свой «тейп», старались лишний раз не конфликтовать. Впрочем, должен заметить: к концу службы все без исключения бойцы овладевали «великим и могучим», предпочитая крупнокалиберные казарменные идиомы. Эти подробности, нашедшие позже отражение в моей повести «Сто дней до приказа», вызвали едва ли не самое лютое раздражение цензуры, запретившей в 1982 году публикацию в «Юности», несмотря на героические усилия главного редактора Андрея Дементьева.


Вступив в литературу, я обнаружил, что там-то ленинская национальная политика торжествует вовсю. На VII Всесоюзном совещании молодых писателей (1979) сразу бросалось в глаза: свежие дарования, прибывшие из союзных республик (реже из автономий), уже выпустили в весьма юном возрасте первые книжки на родных языках. Надо понимать, что для советского начинающего литератора первая книжка была чем-то вроде первого миллиона (долларов, конечно) для современного бизнесмена. Многие талантливые русские стихотворцы ждали своих первых сборничков до тридцати, а то и до сорока лет. Такая была установка Центра: прежде всего продвигать национальных авторов. А русская литература и так великая – подождет! Одним Рубцовым больше, одним меньше – не забеднеем! Когда началась перестройка, многие из взлелеянных национальных талантов встали в первые ряды народных фронтов… Интересно, что некоторые национальные писатели (как правило, из смешанных семей) начинали сочинять по-русски, но потом, помаявшись, переходили на титульные языки и сразу издавали книжки. Мой сверстник, пострадавший кандидат в президенты Белоруссии поэт Владимир Некляев именно таким путем пришел к «матчыной мове».


Когда советские историки перечисляли главные преступления царизма, они непременно поминали политику русификаторства. А была ли русификация при советской власти? Конечно, была, не могло не быть, ведь, как и до революции, общесоюзное административное, информационное, научное пространство было в основном русским – избежать этого влияния, особенно в городах, было невозможно. Нельзя сказать, что все относились к этому спокойно. Ведь любой этнос, как организм, борется за существование до последнего вздоха. В конце 80-х меня, молодого секретаря правления СП РСФСР, отправили в Йошкар-Олу представлять, так сказать, Центр на съезде марийских писателей. Мы крепко выпили с местным писательским начальником Николаем Федоровичем Рыбаковым, по совместительству, между прочим, председателем Верховного Совета Марийской АССР. Он, разоткровенничавшись, сказал в сердцах: «Ты пойми, Юра, мы, марийцы, и так утрачиваем свой язык, культуру. И мы утратим, не волнуйтесь, к этому все идет. Но не надо нас торопить! Давить не надо!» Вот так, с одной стороны – расцвет, а с другой… Диалектика, дурачок!


Как всякая женщина, даже самая неброская, в душе хочет быть царицей бала, так и любая народность, даже самая маленькая, мечтает о суверенной державности. На этом играли большевики, обещая «самоопределение, вплоть до отделения». А если в истории народа был опыт государственности, пусть и неуспешный, то в своих геополитических снах он видит себя не иначе как от «моря до моря». Это нормально и, подобно буйно-многофигурным эротическим фантазиям, редко осуществляется наяву. Хотя бывает всякое: взять то же Косово! Но надо понимать: чем крупнее, мощнее этносы, тем больше у них шансов выпорхнуть из имперского гнезда, особенно когда его треплет и разоряет «свежий ветер перемен», который так дорог подвижному певцу Газманову. Массовый вылет возмужавших союзных птенцов из советского гнезда мы наблюдали в конце 91-го года. Правда, есть достаточно аргументированная версия, что всех остальных, кроме легкокрылых прибалтийских горлиц, просто силой вытряхнули… Но пусть в этом разбираются историки.


Тут пора вспомнить еще об одном советском «грехе», благодаря которому мы живем сегодня в большой Российской Федерации, а не в маленьких уютных независименьких державочках, о которых грезил Сахаров. Дело в том, что в СССР были нации «первого сорта» – союзные, и «второго» – автономные. Первые были «вплоть до отделения», вторые «не вплоть». Это и спасло. Пока те, которые «не вплоть», следуя призыву Ельцина, объедались суверенитетом, государство постепенно очнулось от геополитического слабоумия. Конечно, в советские годы вслух никто никогда не говорил о «сортах», но по вовлеченности в руководящие органы, по выделяемому куску из бюджета, по присутствию в информационной риторике всем все было ясно. Я очень хорошо помню обиды молодых татарских или якутских писателей, вырывавшиеся на наших литературных посиделках под влиянием «огненной воды». Мол, нас больше, чем молдаван, а вот вы… И эта «автономная» обида не забыта, даже приумножена, о чем и пойдёт речь ниже.


Что же делать? Выход один: наше общероссийское федеративное гнездо (ОФГ) должно стать таким уютным, надежным, обильным, чтобы никому не хотелось выпасть из него, милого, в какой-нибудь этнофеодализм или в какую-нибудь новую «руину». И еще очень важно! Каждый обитатель гнезда должен твердо знать: здесь никогда от него не будут требовать, чтобы он забыл трели предков и запел так, как поет «ответственный гнездосъемщик». И никогда никто не прикажет, чтобы из разноцветных и разнокалиберных яиц вылуплялись одинаковые двуглавые орлята. Такое коммунальное гнездо устоит при любых ураганах истории.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация