— И вот, — говорит он, — я стою в костюме, и такая делегация приходит утверждать костюм. Я уж не помню, кто что сказал, я только помню, что Хейфиц сказал: «Все хорошо, мы утверждаем этот костюм, только запомните, что на сюртуке последняя пуговица должна держаться на одной нитке, на одной, подчеркиваю! И болтаться! Чтобы это характеризовало холостяка!»
Вот Хейфиц какой молодец! И молодец Володя, который отметил и запомнил это!
Потом он смеялся:
— Я никогда не знал, что можно так утверждать костюм. Я ведь в основном на Одесской киностудии снимался, а там как — в чем приехал, в том и снимаешься!
Был еще один очень показательный момент с Высоцким.
Как-то в Евпатории мы снимали на улочке под стенами рыбзавода. Все сотрудники рыбзавода в белых халатах высунулись в окна и сверху смотрели на съемку, а в съемке были заняты Высоцкий, Даль и Папанов. Когда съемка закончилась, вышли девочки и мальчики с ящиками. В одном ящике — копченая кефаль, в другом — копченая скумбрия. Они подошли к Высоцкому и сказали:
— Это вам, Владимир Семенович!
Надо сказать, что Папанов болезненно воспринял это: «Владимир Семенович — это вам!»
А Володя сказал нам:
— Возьмите это с собой на Кавказ!
— Ты чего, Володя?
— Берите, берите, я пару рыбок возьму!
Он из ящика с кефалью взял две рыбки, и все.
— А это вы с собой!
— А нам куда?
— Я к вам приеду, вместе будем закусывать! Забирай!
И мы действительно взяли это в Пицунду, куда переехали для продолжения съемок.
— Вы снимайтесь, мы вас озвучим!
На роль дьякона тоже долго искали актера. У Хейфица была проблема с этим дьяконом, а потом он «влюбился» в Корольчука:
— Хочу Корольчука! — и все.
А Корольчука забрали в армию. Но Хейфиц зациклился. Да и мы, собственно, понимали, скольких это стоило мучений — найти артиста на роль дьякона, так что искать заново кого-то… И уже начали снимать. Что делать?
Тут я вспоминаю про своего товарища — Натана Печатникова, который работал директором фильма «Блокада», и у него были крупные связи с военными.
Я говорю ему:
— Вот такая вот история, можешь помочь?
— Я думаю, что да!
Потом позвонил, сказал:
— Корольчук будет служить на Дворцовой площади!
Там что-то с внутренними войсками связано. Многие артисты так служили, а он был артистом театра имени Комиссаржевской, только закончил институт. И его забрали туда служить.
Я присутствовал при разговоре Натана с адъютантом командующего внутренними войсками, в ведомстве которого служил Корольчук. Мы договорились, что режиссер фильма «Плохой хороший человек» Евгений Татарский может звонить вот этому адъютанту, и что по звонку Татарского солдата Корольчука будут отпускать на съемки.
Все было хорошо. Снимали в Ленинграде, потом была натура, и его нужно было уже на несколько дней забирать, но все работало безупречно, машина была отлажена: звонок — Корольчука отдают в распоряжение кинорежиссера Татарского.
Закончилась эта история тем, что, когда мы заканчивали снимать, позвонил Корольчук и сказал:
— Евгений Маркович, у вас так все хорошо получалось, может, вы меня и демобилизуете?
А он уже там год отслужил.
— Ну, черт с тобой!
Я позвонил адъютанту, и он организовал Корольчуку дембель. Корольчук окунулся в свою работу в театре Комиссаржевской. А когда нужно было озвучиванием заниматься, помощники позвонили Корольчуку и пригласили на озвучивание.
Он сказал:
— Я не могу, меня Агамирзян не отпускает!
Я звоню Корольчуку:
— Ты чего, подлюка? В чем дело? Если б я знал, что ты будешь так разговаривать, ты бы у меня служил до 12 ночи 31 декабря. Мне было бы это сделать проще, чем демобилизовать тебя! Ты что?
— Я не могу, Евгений Маркович! Меня демобилизовали, я в театре… а здесь не отпускают.
Короче говоря, Высоцкий приезжает на озвучивание, Даль приезжает, Папанов… а Корольчука нет. Пришлось одну и ту же сцену дважды переозвучивать: сначала тех, кто был, а потом уже дописывали Корольчука… Но вскоре выяснилось, что он категорически не умеет смеяться, а роль дьякона строилась на хохоте, на смехе, он все время заливался и смеялся. А Корольчук не мог!
Пришлось эти сцены доозвучивать. Это делал артист «Студии киноактера» Гелий Сысоев. У него была, кстати, замечательная шутка: Сысоев говорил коллегам, которые снимались:
— Вы снимайтесь, мы вас озвучи́м!
Не озву́чим, а озвучи́м! И он с успехом хохотал за Корольчука!
Как Даль Чечельницкого обманул
Как-то ко мне подошел мой коллега, Юра Чечельницкий, и попросил взять его вторым сорежиссером:
— Женя, мне ничего не надо, только зарплату: естественно, никаких постановочных, ничего! Я просто голодаю! Мне нужно работать!
Я пошел навстречу. Я был вторым режиссером Хейфица, и очень многие вопросы на «Ленфильме» решались просто. Я мог ногой открывать двери всех кабинетов, кроме кабинета директора киностудии, так как я был не собственно Женя Татарский, а я был второй режиссер Иосифа Ефимовича Хейфица, народного артиста СССР, Героя социалистического труда, Первого секретаря Союза кинематографистов Ленинграда!
Решили этот вопрос, Юру прикрепили к картине сорежиссером.
Как-то ему было поручено отправлять Даля из Ленинграда, следить, чтоб он сел в самолет.
Мы снимали в Пицунде, а жена Олега — Лиза Даль — ездила его встречать в аэропорт Сухуми.
Юра звонил ей:
— Даль отправлен! — Лиза садилась в машину и отправлялась в Сухумский аэропорт. Пока самолет летел 3–3,5 часа, Лиза доезжала до Сухуми и ждала там Олега.
А однажды она вернулась одна.
— Как? Что?
— Он не прилетел!
— Как не прилетел?
— Его не было!
Я говорю:
— Ты была в самолете?
— Была.
— Ты посмотрела за креслами, везде?
— Посмотрела.
— Я не могу Юрке не верить, это его хлеб! Понимаешь, если Даль отправлен, значит — отправлен!
Съемка была сорвана! От меня зависело, как это подать Хейфицу, чтобы это было незаметно, а чтобы Даль никого не подвел, мы доснимали какие-то хвостики…
А на следующий день, или через день, прилетел Даль и говорит:
— Женюра, рассказать тебе, как я удрал из самолета?
