МУЖЧИНА. Врешь! Ведь врешь же, не бывает таких! Ей машину за ночь, а она… Вот врет, а!.. Все женщины продажны в той или иной степени! Все женщины, в сущности, на один коленкор. Уж я-то знаю! Если не деньгами, то душу им взамен давай, что еще страшней! Все женщины… Выходи за меня замуж.
ДЕВУШКА. Так и знала, что предложишь.
МУЖЧИНА. Врешь! Не могла ты этого знать!
ДЕВУШКА. Из семи все семь предлагали. Почему-то.
МУЖЧИНА. Потому что ты марсианка. Каждому лестно жениться на марсианке.
ДЕВУШКА. Это мне тоже один говорил.
МУЖЧИНА. На руках буду носить. Ты… Ты невероятная девушка, ты…
ДЕВУШКА. Я пойду. У меня тут подруга неподалеку живет.
МУЖЧИНА. Не отпущу.
ДЕВУШКА. Ты не такой, отпустишь… Тебе будет хорошо. Будешь теперь долго вспоминать. И жалеть. Что первый раз в жизни встретил девушку, на которой жениться захотел, а она упорхнула.
МУЖЧИНА. Ты не марсианка, в самом деле?
ДЕВУШКА. Пскопские мы преимущественно. Прощай, любимый мой. Спасибо за эту ночь.
МУЖЧИНА. Останься, ради бога! Я тебя прошу!
ДЕВУШКА. Ты напейся. И утром подумаешь, что тебе все приснилось. А если нет – ну, будешь тосковать обо мне, мечтать. Искать. Только не найдешь.
МУЖЧИНА. Почему?
ДЕВУШКА. А ты меня не узнаешь.
Уходит.
Пауза.
МУЖЧИНА. Ничего себе, как мне плохо-то! Даже хорошо!
Затемнение.
Брезжит. Светает.
В роскошных креслах, в роскошных халатах сидят Лысый и Кудлатый.
ЛЫСЫЙ. Мы с тобой сняли номер за две тысячи долларов?
КУДЛАТЫЙ. Сняли.
ЛЫСЫЙ. Мы сняли проституток по тысяче?
КУДЛАТЫЙ. Сняли.
ЛЫСЫЙ. Мы всю ночь читали им стихи и отпустили?
КУДЛАТЫЙ. Отпустили.
ЛЫСЫЙ. Ты помнишь, что одна их них поцеловала меня в губы на прощанье?
КУДЛАТЫЙ. Помню.
ЛЫСЫЙ. А ты знаешь, что проститутки никогда не целуются в губы?
КУДЛАТЫЙ. Знаю.
ЛЫСЫЙ. Врешь, ты этого не знаешь!
КУДЛАТЫЙ. Знаю! Я сам никогда не целуюсь в губы. Что в них хорошего? Скользкое что-то, а во рте зубы гнилые.
ЛЫСЫЙ. Это у тебя гнилые, а у нее зубки были перламутровые. А губы коралловые. И она поцеловала меня и сказала: спасибо, дядечка, мы так отдохнули!
КУДЛАТЫЙ. Отдохнули – это да!
ЛЫСЫЙ. Идем дальше. Мы персики ломтиками со сливками кушали?
КУДЛАТЫЙ. Кушали.
ЛЫСЫЙ. Форель свежепойманную кушали?
КУДЛАТЫЙ. Кушали.
ЛЫСЫЙ. Мы седло дикой гвинейской козы под соусом ремулад, обложенную ребрышками белой куропатки, кушали?
КУДЛАТЫЙ. Кушали.
ЛЫСЫЙ. Мы фирменный салат из сорока восьми ингредиентов, включая языки амазонских петухов, кушали?
КУДЛАТЫЙ. Кушали.
Сползает и начинает на полу искать выпивку, заглядывая в пустые бутылки.
ЛЫСЫЙ. Мы картошечку в мундире по твоему особому заказу кушали?
КУДЛАТЫЙ. Кушали.
ЛЫСЫЙ. Мы бордо тысяча восемьсот семьдесят седьмого года пили?
КУДЛАТЫЙ. Пили.
ЛЫСЫЙ. Виски пили?
КУДЛАТЫЙ. Пили.
ЛЫСЫЙ. Портвейн «Анапа» по твоему спецзаказу пили?
КУДЛАТЫЙ. Пили.
ЛЫСЫЙ. Вот именно так я мечтал провести хоть одну ночь в своей жизни!
КУДЛАТЫЙ. И я.
ЛЫСЫЙ. Не тронь! Хотя… Бог с тобой, и ты мечтал. И знаешь сколько в результате у нас осталось?
КУДЛАТЫЙ. Сколько в результате у нас осталось?
ЛЫСЫЙ. Ничего!
КУДЛАТЫЙ. Ты серьезно? Ты с ума сошел! А опохмеляться чем будем?
ЛЫСЫЙ. Это ерунда. Это еще нескоро, вот поспим – и начнется похмелье. Ну, украдешь опять какой-нибудь ранец.
КУДЛАТЫЙ. Ни за что! Я не вор. Это вышло случайно! Я его завтра найду и подброшу этой девчонке.
ЛЫСЫЙ. Я мечтал! Нет! Я думал, что мечтал! Мечта вечно голодного и похмельного студента, да еще из не очень умных. Но мне повезло. Произошло то, о чем я не мечтал. Девочка юная меня поцеловала и сказала: спасибо, дядечка! Понимаешь ты, брат мой в безумии, в пошлости и глупости, понимаешь, что она запомнит это на всю жизнь?! Нет, весь я не умру теперь!
КУДЛАТЫЙ. Пушкин.
ЛЫСЫЙ. Помнишь? И в тебе есть человеческое?
КУДЛАТЫЙ. Обижаешь! Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя, то как зверь, то как… ребенок маленький… (Плачет.)
ЛЫСЫЙ. Прости меня, брат. Прости. Я больше никогда тебя… Да, это Пушкин! Но я побил Пушкина. Пушкина она не помнит или помнит холодно, без души. А меня будет помнить горячо! Она через пятьдесят лет будет рассказывать своим внукам: однажды ночью меня похитил потомок князей. Он умчал меня в роскошные чертоги, он окружил меня негой и роскошью и всю ночь читал мне стихи. И отпустил меня со слезами! И внуки не поверят, что были такие бескорыстные времена и такие бескорыстные люди, потому что все будет продажно и гнусно! А я, когда состарюсь совсем, уйду в монастырь. Покаюсь. Постригусь. Соберу вокруг монахов и расскажу о своей кутейной и грешной жизни и о том, как однажды я спас душу одной прекрасной блудницы и заодно свою. Я только на одну секунду спас: когда наши дыхания, чистые дыхания, братья-монахи, безгрешные дыхания, хотя плоть моя, быть может, и горела, наши чистые дыхания слились в одно! И полетели тихо вверх, чтобы кому-то там, кого, возможно, и нет, донести весть о том, что случилось великое событие: две души на миг породнились в один космос – и, может, это и спасет мир! И я до сих пор еще чувствую, как они летят, летят, летят…
…
Максимальный Максим, влюбленный в Милгу Йогович
драмокомическая пьеса, местами в стихах
Действующие лица
МАКСИМ, юноша 22-х лет
ХЕЛЬГА (ОЛЬГА), девушка 20–25 лет
МИЛГА ЙОГОВИЧ, знаменитость
Квартира, в которой главное – крайняя захламленность. На стенах – картины. Все они выполнены в попсово-гламурной манере, свойственной стилю уличных выставок-продаж на Арбате или в переходе у Дома Художника – в Москве. А впрочем, такие же – прилизанные или имитирующие чью-то известную широкой публике манеру, можно встретить и в Париже, на Монмартре.
Максим вводит Хельгу – девушку, похожую на знаменитую Милгу Йогович, большой постер с портретом которой, наряду с картинами, висит на стене. (Это не обязательно Милла Йовович, как вы подумали. Портрет должен быть похож на актрису, играющую Хельгу.) Максим одет в грязную футболку, драные джинсы, волосы давно не мыты. Но он сам об этом знает и поэтому чувствует себя очень дискомфортно. Хельга же в белой кофточке, в белых джинсах со стразами по швам, в руках белая сумочка, тоже со стразами. Ее настораживает обстановка, хотя она старается этого не показать. Посматривает на дверь. И тут видит портрет Милги.
