ГРАМСКОЙ. Не могу не присоединиться. (Грамову.) Видишь ли, ввиду твоего отъезда я хотел простить тебе то хамство, которое ты допустил на днях по отношению ко мне. Но если ты остаешься, я простить никак не смогу. Я борюсь с собой, учу себя быть не злопамятным, но пойми, положение обязывает. Стоит мне одного вот так вот запросто простить, так другие сразу же подумают, что и им можно. И начнется бардак, хаос, революция и контрреволюция одновременно! Разве мало мы пережили гражданских войн, голода, репрессий и прочих бед? Поэтому, если ты останешься, я приму меры, чтобы наказать тебя примерным образом. Именно примерным, чтобы другие это поняли как пример.
ГРАМОВ. Спасибо. Спасибо всем. Действительно… Странный я человек. Объяснился всем в любви и думал, что осчастливил. И в голову мне не влез простейший вопрос: а меня-то любят ли эти люди? Я был уверен – любят. А оказывается…
МАТЬ (незаметно появившаяся). Да любят, любят, успокойся. Просто тебе их любить тяжело – и им тебя нелегко. Людям покоя хочется, а ты покоя не даешь, теребишь их то и дело.
ГРАМОВ. Мама, мама!.. И тебе нелегко? И тебе будет лучше, если я уеду?
МАТЬ. И лучше, и хуже. Лучше – потому что не знаю, что ты там и как ты там, не на глазах, буду думать, что все хорошо. Позвонишь, напишешь – так и вообще счастлива. Издали любить легче. А близко – то ты пропадаешь на целую неделю, то ходишь как в воду опущенный, то веселишься, будто буйный какой-то… Не знаю. Да нет, оставайся, что я говорю, оставайся, конечно!
Пауза.
ГРАМОВ. Мама, мама… Вот как выходит… А так выходит, что мне теперь и остаться нельзя, уехать нельзя. Повеситься и то нельзя – это тоже уезд, только очень далеко. Что же делать, мама, мама, мама?
МАТЬ. А ничего. Покушать еще есть, выпить тоже. Кушай да пей. Пейте и вы, ребятки. Пейте, пойте, спорьте. Поете вы, правда, плохо, а спорите хорошо. Все государство по полочкам разложите, как, чего и куда, весь зарубеж у вас в рядочек – кто, за кем и почему. Приятно послушать. О литературе, о кино, о театре то же самое – умно, красиво, заслушаешься!
ГРАМОВ. Все погибло! Нет литературы, кино и театра!
МАТЬ. Вот об этом и поспорьте. Сынок, что ты? Выпей, выпей. Ну, напьешься – не первый раз. Бог даст, с этим вот (на Грамовецкого) схватитесь потом, он на тебя так глаз и вострит, так и вострит… А женщины отношения выяснять будут, дай Бог, тоже сцепятся. Это ведь от любви все.
ИРИНА. Это оттого, что нам друг от друга деться некуда.
МАТЬ. А зачем деваться? (Грамову.) Отец твой умный человек был. Его тоже все тянуло куда-то по молодости: то хотел на остров Шпицберген в шахты, уголь добывать, то собирался воздушный шар построить оригинальной конструкции, а потом как-то сказал: надо только представить себе, что мы плывем на корабле, а суши нет. Вот и все. И успокоиться. Как сказал – сразу же успокоился. Прямо на глазах. Такой спокойный стал. Если бы врачи через год не залечили, жил бы спокойно и до сих пор.
ГРАМОВ. Что ты говоришь, мама, мама?! Есть другие корабли и суша есть! И проливы – и даже еще не открытые, неизвестные!
МАТЬ. Может, и есть. А чем они лучше? А суша – тот же корабль, только большой. Вы кушайте, кушайте, я еще принесу!
Уходит.
ИРИНА. Пожалейте мальчика. Скажите кто-нибудь, уезжать ему или нет. Как скажете, так он и сделает. Или поступит наоборот. По крайней мере, поможете ему сделать выбор. Сам он выбрать уже не в состоянии.
ГРАМОВ. Ты жестокая. Ты очень жестокая!
ИРИНА. Это тоже хороший способ – всех обличать. Но ты это уже пробовал. И обличал, и в любви признавался. Надо другое что-то придумать. Например: бросить монетку. К примеру, орел – уезжаешь, решка – остаешься.
ГРАМОВ. Ты гениальная женщина! Точно! Именно так! Вот монетка. Киньте кто-нибудь.
Пауза.
ИРИНА. Никто не хочет брать на себя ответственность. Ну, давай я.
Высоко подбрасывает монету, она отскакивает, катится.
ГРАМСКОЙ (подходит, смотрит). Орел! Увы, брат, уезжать!
ЭЛИНА. Это неправильно! Монета отскочила, это не считается!
ГРАМОВ. Что, есть такое правило?
ГРАМОВЕЦКИЙ. Есть. В самом деле, надо, чтобы монета чисто упала. Давайте-ка я, неумехи!
Подбрасывает монету в сторону и вверх.
Эх, черт, сорвалось! Вон там она, вон там!
Все ищут.
ГРАМСКОЙ (Грамову). Плохой ты хозяин. Кто сейчас в своем доме позволит себе иметь полы из таких досок? Ни тебе паркета, ни тебе хотя бы ламината. Допотопщина! В щель закатилась, наверно.
ГРАМОВ. Что теперь делать? Может, еще монетку бросить?
Музыка.
Мама музыку включила. Намек.
ГРАМКО. А почему бы и не потанцевать? Грамов, я приглашаю твою жену.
ЭЛИНА. Бывшую.
ГРАМКО. Он же сказал: бывших жен не бывает. (Элине.) Сейчас я тебя буду соблазнять. Мне надо учиться. Мне надо будет соблазнить чиновницу, от которой зависит мое дело. Так что ты помоги мне.
ЭЛИНА. Каким образом?
ГРАМКО. Ну… Подсказывай, что говорить, что делать.
ГРАМСКОЙ (Алине). Разрешите? Вы напоминаете мне мою дочь.
АЛИНА. А свою дочь вы тоже так осматриваете? Ладно, пошли.
ИРИНА. Пошли и мы, Грамовецкий. Ты же сохнешь по мне, бедняга, я знаю.
ГРАМОВЕЦКИЙ. Сохни не сохни, все равно не пожалеешь. Жадная ты. Бесчеловечная ты.
Все уходят. Грамовецкий быстро возвращается, сует Грамову монету.
ГРАМОВ. Ты нашел? Что было? Орел?
ГРАМОВЕЦКИЙ. Не знаю, я вообще ее не кидал. Я сжульничал. Кидай на здоровье, упражняйся!
ГРАМОВ (оставшись один). Орел – уезжаю, решка – остаюсь. (Кидает монету. Радостно.) Уезжаю! (Уныло.) Уезжаю. (Радостно.) Остаюсь! (Радостно.) Уезжаю. (Радостно.) Остаюсь. Остаюсь. Остаюсь. Уезжаю…
И далее, что бы ни выпало – выкликает с радостью просто отчаянной.
Музыка танцев, голоса.
Бедный миллионер
наивный трагифарс
На авансцену выходит Ведущий. Он обаятелен и совершенно лыс.
ВЕДУЩИЙ. Уважаемые зрители! Прежде, чем мы начнем спектакль, необходимо кое-что объяснить. Эта история случилась очень давно, в двадцать первом веке. Жил тогда в России, это северо-восток Евразии, если кто не помнит, очень обширная территория, жил в России такой миллионер… Миллионер – это тот, у кого очень много денег. Миллионы. И даже миллиарды. А деньги – это… Нет, я так до ночи не управлюсь. Богатый, короче, человек. Что такое богатый? Тот, у которого много денег. Ну вот, лыко-мочало, начинай сначала… В общем, у него всего было много. Больше, чем надо. А? Спрашиваете, зачем? Кстати, там, в углу, женщина, перестаньте посылать мне импульсы – сбивает. (Приосанивается.) Хотя приятно, конечно… Кто-то тут мысленно спросил: зачем?.. Отвечаю. Чтобы жить в комфорте, иметь кучу всяких вещей, питаться изысканными продуктами… Я сам знаю, что вещей нужно оптимальное количество, а питание должно быть рациональным. Я про старину вам рассказываю. Тогда люди ели то, что было вредно, и имели вещи, которые им не нужны. Слушайте, я не лектор, почитайте материалы по истории, в конце концов!.. Итак, жил миллионер в России по фамилии Шварцман, хотя в паспорте записался по маме: Белов. Паспорт – это такой документ. Документ – это… Ладно, опустим. То есть он был наполовину русский, наполовину еврей. Русские – это такая нация. И евреи – нация. Нации – это… Немцы, французы, прибалтийцы, африканцы… Кстати, евреев на Земле было мало, но миллионеров среди них насчитывалось больше, чем в любой другой нации. Почему? Ну, народ такой был. Энергичный очень. Спартанцы умели воевать, китайцы выращивать рис и сочинять стихи эпохи Тан, японцы электронику хорошо делали, русские философствовали и делали революции, а евреи умели зарабатывать деньги. Такая особенность. То есть и другие умели, но они лучше всех. Но основная особенность еврейской нации даже не эта. Она такая: еврей все, что делает, считает правильным. Вернее, считает правильным то, что он делает. Поэтому они и выжили, хотя их преследовали. Почему преследовали? Из зависти, конечно. Нас вот хотят уничтожить эти собаки из семьдесят шестой созвездия Лебедя – завидуют. Потому что мы умней и энергичней. Люди Земли – евреи Вселенной в определенном смысле. Поэтому и живем на этой сраной, извините, планете, и вообще где попало, скитаемся по всем галактикам. Но ничего, мы еще вернемся на наш голубой шарик, к нашим голубым морям и зеленым лугам, на нашу обетованную… (Утирает платочком набежавшую слезу.) Извините, отвлекся. Так вот. О чем я? Спасибо, да. Миллиардер Шварцман-Белов жил на Земле, в России. Зарабатывал деньги, чем только мог, имел жену, любовницу… Жена – это с кем мужчина должен жить всю жизнь и только с нею производить детей. Конечно, ужас. Семья это называлось. А чтобы поиметь понравившуюся женщину – столько хлопот… (Задумывается.) Вообще как почитаешь – ну и жизнь была! Сплошные муки. Добровольные, причем. Люди жили себе во вред. Чем это кончилось, мы знаем. Нет, у нас все нормально. Если бы не радиация. (Погладил себя по лысине.) В общем, летал этот Белов-Шварцман, миллионер сорока с чем-то лет, на собственном самолете. И однажды случилась авария. Экипаж спасал самолет согласно инструкции, а наш Белов успел выпрыгнуть и спустился на парашюте. И приземлился в тайге возле глухой деревушки. Тайга – это много деревьев. Хвойных преимущественно. Деревья – это такие высокие, деревянные… В общем, такое высокое, из земли растет. Зеленое преимущественно. А деревушка – это поселение людей. Ну вот, собственно, и все, что вам нужно знать. Нет, содержание я не буду рассказывать. А? Понятно, что короче, но это же театр. Древнее и высокое искусство. Еще есть вопросы? Тогда все, начали.
