ЯША. Нельзя. Ты замужем. Всё. Вопроса нет. Прости.
МАША. Это ты меня прости, Яша…
Они обнимаются – как брат и сестра.
Покойники рыдают.
ПОКОЙНИК. Маша летела со скоростью двести километров в час, не разбирая дороги, много раз она оказывалась на встречной полосе, грузовики и другие машины не выдерживали и, чтобы избежать столкновения в лоб, сворачивали в кювет. После выяснилось, что результатом этой жуткой гонки были двенадцать аварий, пострадали от ранений тринадцать человек, но, к счастью, все остались живы. Маша забыла даже про обещание заехать к разбойникам, но опомнилась, вернулась назад, в дремучий лес, в бандитское логово. Ее ждали.
ТЫРЬЕВ. Ну? Что расскажешь?
МАША. Не тронул.
ТЫРЬЕВ. Почему?
МАША. Говорит, ты замужем теперь. Говорит: муж у тебя – святой человек, поэтому не могу.
ТЫРЬЕВ. Ну, девушка… Муж у тебя святой, каких не бывает, а нареченный так вовсе такой, какие и не рождались!
МАША. Да уж, видно, так… Можно мне домой?
ТЫРЬЕВ. Домой-то можно, да там у вас тамбовские засели, когда мы ушли. Ну да ничего. Не собирался я с ними стрелку забивать, но, видно, не судьба. Не могу я допустить, чтобы ты к мужу не явилась и чтобы про твоего нареченного поступок не рассказала. (Разбойникам.) Потому что если человек чего плохого про другого не узнает, его не убудет. А вот если не узнает чего хорошего, это неправильно. По машинам! Дави тамбовских!
Затемнение. Вспышки выстрелов, разрывы гранат, вскрики раненых.
ПОКОЙНИК. И была там сеча тамбовских с тырьевскими. Полегло с обеих сторон несметное количество народа. Но, надо сказать, и тамбовские, и тырьевские до сих пор этой сечей гордятся, потому что бились не за корысть, не за деньги, а, как выяснилось, по причине девической чести, то есть из принципа. И даже те, кто помер, были довольны, потому что гораздо приятнее умереть за принцип, чем за всякий мусор вроде денег.
Маша входит в спальню. Паша не спит.
МАША. Ждешь?
ПАША. Жду. Ничего не рассказывай!
МАША. Почему? Расскажу. Не тронул он меня. Сказал, что не хочет твоим благородством пользоваться.
ПАША. Не может быть!
МАША. Может. Что ж, бери меня.
Начинает раздеваться.
ПАША. Нет.
МАША. Что нет?
ПАША. Он не захотел пользоваться моим благородством, хотя это не благородство, а нормальный поступок. А я не хочу пользоваться твоей покорностью. Не хочу, чтобы ты без любви мне далась. Поживем – может, любовь у тебя появится. Тогда все и совершим. А Яшу твоего я к себе в приказчики возьму, потому что другого такого честного человек на свете нет.
САМОЛИШЕНЕЦ (замечает, что Блудница и Актер смотрят на него). Чего вы?
АКТЕР. Ты ведь не веришь. Почему молчишь?
САМОЛИШЕНЕЦ. А вот верю!
БЛУДНИЦА. Только вид делаешь!
САМОЛИШЕНЕЦ. Верю! Да, верю! Что, думаете, если я торговал, то у меня и понятий не было? У меня однажды клиент деньги забыл, целых двести долларов. Вместе с бумажником забыл. Потом звонит: не у вас я бумажник забыл? Я думаю: ага, значит, не помнит. И тут меня как пронзило: ну и пусть не помнит, а ты что, не человек? Не можешь поступить по-человечески? И я отдал бумажник!
БЛУДНИЦА (насмешливо). Двести баксов? Я за полчаса столько зарабатывала!
САМОЛИШЕНЕЦ. Там еще права были! И фотокарточка детей!
АКТЕР. Ладно, верим, верим. (Покойнику.) И что дальше?
ПОКОЙНИК. Дальше? Взял Павел Якова приказчиком. И Яков так дела повел, что ни капли спирта налево не ушло. А потом уговорил Павла перейти на выпуск соков и детского питания.
Павел и Яков сидят за столом, пьют чай, наливая в блюдечки.
ПАВЕЛ. Спасибо тебе, Яков, за совет. Спирт – он вещь только медицине полезная.
ЯКОВ. Приборы еще протирают. Я в армии служил в электронных войсках, там его употребляли немерено. Для протирки тоже.
ПАВЕЛ. Детское питание – это не сравнить! Это наше будущее, это наши дети! Все-таки приятнее производить полезную вещь, а не вредную.
ЯКОВ. Намного.
ПАВЕЛ. Неловко только получилось, что прибыль даже больше выходит.
ЯКОВ. А это потому, что детей у нас пока еще больше, чем алкоголиков.
ПАВЕЛ. Закономерность! Чем больше алкоголиков – тем меньше детей. И наоборот. Кстати, нельзя ли нам выделить средства для детского дома?
ЯКОВ. Почему же не выделить? Выделим! (Осторожно.) Как жена-то?
ПАВЕЛ. Хворает…
Затемнение.
Свет. На постели лежит бледная Маша. Постель с балдахином. Окна зашторены.
Возле Маши доктор, довольно молодой человек. Он уже закончил осмотр.
МАША. Ну, что?
ДОКТОР. Астенический синдром налицо. Гиперастения вообще. Едите что-то?
МАША. Что-то ем.
ДОКТОР. Надо есть больше.
МАША. Не получается.
ДОКТОР. Я подозреваю, что у вас психосоматика. Понимаете меня?
МАША. Вполне. Все болезни от нервов?
ДОКТОР. Устаревшее мнение. Нервничать иногда даже полезно. Ну, в здоровом режиме, конечно – поругаться с начальством, например. Я вот недавно… Да… Что бы я мог посоветовать… Как-то изменить жизнь, условия жизни.
МАША. Что вы имеете в виду?
ДОКТОР (оглянувшись). Понимаете… Я лечил одну женщину. Молодая, все у нее в порядке. Ничего не помогало. Я просто опустил руки. Потом она обратилась к другим врачам… И вот встречаю ее через три года. Цветущая, счастливая женщина! В чем дело? Оказывается: муж, который не отходил от нее, уехал отдохнуть. А ее посещал санитар. И она… С этим санитаром. Из последних, можно сказать, угасающих сил… И все пошло на лад! Через месяц она поднялась, через два месяца ушла от мужа к санитару! Вы не подумайте, я не намекаю… Хотя… (Опять оглядывается.) Вы не представляете, как вы мне нравитесь.
МАША. Спасибо. До свидания.
Входит Павел.
ДОКТОР. Значит, витаминчики, потом пришлю помощницу поставить систему с глюкозой. Все наладится!
ПАВЕЛ. Спасибо. (Дает ему деньги.)
ДОКТОР. Пожалуйста.
Павел садится возле постели.
ПАВЕЛ. Как ты? Что доктор сказал?
МАША. Как-то изменить жизнь.
ПАВЕЛ. Совет хороший. Может, на Багамы слетаем с тобой?
МАША. Не хочу.
ПАВЕЛ. А в Австралию? На Большой барьерный риф? С детства мечтаю посмотреть. Хочешь?
