– Думаю, если бы в нее еще играли, кто-нибудь типа Железной Лили бегал бы вдоль боковой линии и орал: «А ну-ка, схватили голову, бабы!» – сказала Нефрита.
Некоторое время они шли молча.
– Вряд ли она бы так орала, – осторожно произнесла Глория.
– Кстати, – перебила Сьюзен, – вы ничего странного не замечали?
– Ты о чем? – спросила Глория.
– Ну, скажем… крыс, – намекнула Сьюзен.
– Как раз крыс я тут не видела, – ответила Глория. – Хотя искала их повсюду.
– Я имею в виду… странных крыс – пояснила Сьюзен.
Они поравнялись с конюшнями. Как правило, в конюшнях содержались две лошади, которых впрягали в школьную карету, плюс временные постояльцы – те лошади, с которыми девушки, поступившие в школу, наотрез отказывались расставаться.
Есть на свете девушки, которые под угрозой лютой смерти не способны навести порядок в собственной спальне, зато готовы с оружием в руках сражаться за право весь день убирать навоз в какой-нибудь жуткой конюшне. Этого Сьюзен не понимала. Она ничего не имела против лошадей, но совершенно не разбиралась в уздечках, стременах и прочей сбруе. Кроме того, она долго не могла понять, почему лошадей измеряют в ладонях, когда существуют всем понятные дюймы. Впрочем, понаблюдав некоторое время за девушками в бриджах, она сделала вывод, что им просто не под силу справиться с таким сложным прибором, как линейка.
– Хорошо, – сказала она. – А как насчет воронов?
Кто-то дунул ей в ухо.
Она резко обернулась.
В центре двора стояла белая лошадь, смахивающая на плохой спецэффект. Она была слишком яркой. Она вся светилась. Она казалось единственным реальным существом в мире бледных теней. Она была просто гигантской по сравнению с пухлыми лошадками, обычно стоявшими в денниках.
Рядом с ней суетилась пара девушек в бриджах. В них Сьюзен узнала Кассандру Лисс и леди Сару Благост, исключительно похожих друг на друга своей любовью ко всем четвероногим существам, которые кричат «и-го-го», и отвращением ко всему остальному, а также способностью смотреть на окружающий мир зубами и произносить слово «о» так, словно в нем как минимум четыре гласных.
Белая лошадь тихонько заржала и уткнулась мордой в ладонь Сьюзен.
«Ты – Бинки, – подумала она. – Я тебя знаю. Я на тебе каталась. Кажется, ты… ты принадлежишь мне».
– Кста-а-ати, – сказала Сара, – чья эта лошадь?
Сьюзен огляделась.
– Что? Моя? Да… наверное, моя.
– О-о-о-о? Она стоя-а-а-ала в деннике рядом с Буркой. А я и не зна-а-ала, что у тебя есть лошадь. Зна-а-аешь, тебе нужно получить разрешение госпожи Ноно.
– Это подарок, – неуверенно произнесла Сьюзен. – От… кое-кого…
Гиппопотам воспоминаний сонно заворочался в болоте сознания. Она сама не могла понять, почему сказала то, что сказала. Уже много лет она не вспоминала о дедушке. До последней ночи.
«Я помню конюшню, – подумала она. – Такую большую, что даже стен не видно. Как-то раз я каталась на тебе. Кто-то держал меня, чтобы я не упала. Но с такой лошади упасть нельзя. Если она сама того не захочет».
– О-о-о-о. А я и не зна-а-а-ала, что ты ездишь верхом.
– Я… когда-то ездила.
– Зна-а-а-ешь, нужно платить. За то, что держишь ту-у-ут лошадь, – сказала Сара.
Сьюзен ничего не ответила. Почему-то она была уверена, что нужная сумма уже заплачена.
– А у тебя не-е-ет сбруи, – заметила Сара.
Тут Сьюзен не сдержалась.
– А мне она и не нужна.
– О-о-о-о, ездишь без седла, да-а-а? А правишь чем, уша-а-ами?
– Наверное, на сбрую у нее денег не хватило, – вставила Кассандра Лисс. – А ты, гномиха, чего уставилась? Это моя лошадь! Кончай на нее глазеть!
– И ничего я не глазею, – смутилась Глория.
– А то я не вижу, как у тебя слюни текут, – огрызнулась Кассандра.
По булыжникам быстро простучали каблучки, и Сьюзен одним прыжком вскочила на спину лошади.
Она окинула взглядом замерших в изумлении девушек, после чего оглянулась в сторону расположенной сразу за конюшнями тренировочной площадки. Там были установлены препятствия – простые жерди, положенные на бочки.
Лошадь, хотя Сьюзен даже пальцем не шевельнула, вдруг развернулась и рысью проследовала на площадку, направляясь к самому высокому препятствию. Потом возникло ощущение стремительно высвобождающейся энергии, затем – мгновенное ускорение, и препятствие промелькнуло где-то далеко внизу…
Бинки плавно затормозила и остановилась, переступая с копыта на копыто.
Девушки, видимо, лишившись дара речи, молча таращились на Сьюзен.
– А так и должно быть? – наконец спросила Нефрита.
– В чем дело? – удивилась Сьюзен. – Никогда не видели, как прыгает лошадь?
– Видели, – произнесла Глория медленно и осторожно, как будто боялась, что от звука ее голоса вселенная вдруг возьмет да и разлетится на мелкие кусочки. – Но все дело в том, что лошади обычно опускаются на землю.
Сьюзен посмотрела вниз.
Бинки висела в воздухе.
Какой приказ следует отдать, чтобы лошадь снова вошла в контакт с землей? До сих пор в подобных командах общество любителей верховой езды не нуждалось.
Словно уловив мысли девушки, лошадь начала плавно опускаться. На мгновение ее копыта погрузились в землю, словно земная твердь была не более плотной, чем туман, но затем, как будто поразмыслив немного, Бинки наконец определила верный уровень и решила остановиться на нем.
Первой обрела дар речи Сара Благост.
– Мы все расска-а-ажем госпоже Ноно, – пообещала она дрожащим голосом.
Сьюзен была порядком ошеломлена – она, можно сказать, впервые в жизни испытала настоящий страх, – но абсолютная глупость высказанных Сарой слов мгновенно вернула ей нечто похожее на прежнее благоразумие.
– Правда? – язвительно осведомилась Сьюзен. – И что же, интересно, вы ей расскажете?
– Ты заста-а-авила лошадь прыгнуть, а потом… – Девушка резко замолчала.
– Вот-вот, – кивнула Сьюзен. – По-моему, летающие лошади – не та вещь, о которой стоит всем рассказывать.
– И все равно та-а-акое поведение нарушает правила школы, – пробормотала Сара.
Сьюзен завела белую лошадь в свободный денник и начала чистить ее бока скребком. В кормушке с сеном что-то громко зашуршало, Сьюзен показалось, что там мелькнула белая кость.
– Крысы поганые, – вернулась в реальный мир Кассандра. – Развелись тут. Но госпожа Ноно уже приказала садовнику разложить по конюшне яд, я сама слышала.
– Сколько хорошей еды пропадет, – грустно отозвалась Глория.
