К тому же он был ОДЕТ. Ношение всяких тряпок, за исключением униформы или рабочей одежды, троллями не поощрялась. Обычно они обходились набедренной повязкой, закрывавшей то, что нужно было закрыть, и все. Но Хризопраз был одет в костюм. Который на нем явно не сидел, на первый взгляд из-за плохого покроя. На самом же деле костюм был пошит очень искусно, просто все тролли без исключения даже без одежды выглядят скверно скроенными.
Приехав в Анк-Морпорк, Хризопраз быстро усвоил основные жизненные правила. Начал он с главного: бить людей по голове – это бандитизм, но платить другим, чтобы они били людей вместо тебя, – это нормальный бизнес.
– Ребята, – сказал Достабль, – очень рад представить вам Хризопраза. Моего хорошего друга. Мы давно друг друга знаем. Верно, Хриз?
– Именно.
Хризопраз наградил Достабля теплой дружеской улыбкой. Так акула улыбается треске, с которой ее пока что устраивает плыть в одном направлении. Игра кремниевых мышц на щеках говорила, что настанет день, когда кое-кто сильно пожалеет о том, что называл его Хризом.
– Господин Себя-Режу заявляет, что вы, ребята, являетесь лучшим открытием с тех пор, как кто-то додумался продавать уже нарезанный хлеб, – сказал тролль. – Вы тут всем довольны?
Они молча кивнули. Люди предпочитали не разговаривать с Хризопразом дольше необходимого, чтобы случайно не обидеть его. Причем то, что Хризопраз обиделся, люди понимали не сразу. Они понимали это гораздо позже, когда в каком-нибудь темном переулке за их спинами вдруг раздавался чей-то мрачный голос: «Господин Хризопраз очень расстроен».
– Ступайте в гримерную, отдохните, – продолжил тролль. – Если захотите что-нибудь съесть или выпить, только скажите.
Пальцы его были унизаны бриллиантовыми перстнями. Утес таращился на них во все глаза.
Гримерная находилась рядом с туалетом и была заставлена пивными бочками. Золто прислонился к двери.
– Мне не нужны никакие деньги, – пробормотал он. – Только бы живым уйти…
– Еео о ешпокоитша… – невнятно зашепелявил Утес.
– Ты пытаешься говорить с закрытым ртом, Утес, – произнес Бадди.
– Я сказал, тебе-то что беспокоиться, за твои зубы никто и гроша не даст, – отозвался тролль.
Кто-то постучал в дверь. Утес быстро закрыл рот ладонью, но это оказался всего лишь Асфальт с подносом в руках.
Он принес три вида пива. Он принес даже бутерброды с копчеными крысами с хрустящей корочкой и отрезанными хвостами. А еще на подносе стояла чаша с превосходным антрацитным коксом, посыпанным пеплом.
– Жуй хорошенько, – посоветовал Золто, когда Утес взял чашу. – Может, в последний раз зубами работаешь…
– А вдруг все пройдет нормально, и мы спокойненько пойдем домой? – с надеждой промолвил Утес.
Бадди пробежался пальцами по струнам. Все даже есть перестали, когда музыка заполнила комнату.
– Волшебство… – покачал головой Утес.
– Не волнуйтесь, ребята, – успокоил их Асфальт. – Если возникнут проблемы, по зубам получите не вы.
Бадди резко перестал играть.
– А кто? – осведомился он.
– Самое странное, – продолжил низенький тролль, – что все вдруг стали играть эту вашу музыку Рока. Господин Достабль подписал на концерт еще одну группу. Типа, для разогрева публики.
– Какую?
– «Безумство» называется.
– И где они сейчас? – спросил Утес.
– Ну, как бы вам сказать… Вы знаете, почему ваша гримерная находится рядом с туалетом?
Спрятавшись за потрепанным занавесом «Каверны», Крэш пытался настроить гитару. Этот достаточно простой процесс осложнялся некоторыми непредвиденными обстоятельствами. Во-первых, Блерт понял, чего на самом деле хотят покупатели, и, предварительно попросив у предков прощения, начал уделять больше внимания приклеиванию к гитаре всяких блестящих штучек, нежели работе над функциональными частями инструмента. Иначе говоря, он просто вбил в гриф дюжину гвоздей и привязал к ним струны. Впрочем, это было не такой уж большой проблемой, так как Крэш обладал музыкальным талантом заложенной ноздри.
Юноша посмотрел на Джимбо, Нодди и Падлу. Джимбо, ныне бас-гитарист (Блерт, истерически хохоча, взял доску побольше и натянул на нее проволоку для оград), неуверенно поднял руку.
– В чем дело, Джимбо?
– Одна струна порвалась.
– Ну, у тебя же остались еще четыре.
– Ага, но я, э-э, не знаю, как на них играть.
– Но как играть на четырех, ты тоже не знал, значит, проблем стало меньше.
Падла выглянул из-за занавеса.
– Крэш?
– Да?
– Там, типа, сотни людей. Сотни! У многих гитары. Они, типа, размахивают ими!
«Безумство» прислушалось к шуму, царящему по ту сторону занавеса. У Крэша было не слишком много мозговых клеток, и мысли в результате ходили крайне странными маршрутами, но даже у него возникли смутные подозрения, что звучание, которого удалось добиться «Безумству», несколько отличается от действительно хорошего звучания, которое он слышал вчера вечером в «Барабане». Тогда ему хотелось радостно вопить и плясать, а от своего звучания ему хотелось громко взвыть и, честно говоря, надеть барабан Падлы на голову его владельца.
Нодди посмотрел в щель между занавесками.
– Ого, толпа волш… кажется, это волшебники сидят в первом ряду. Я… почти уверен, что это волшебники, но…
– Ты что, не можешь узнать волшебника, тупица? – ухмыльнулся Крэш. – Все просто: если у человека остроконечная шляпа, значит, он как пить дать волшебник.
– У одного из них… остроконечные волосы… – пробормотал Нодди.
Остальные члены «Безумства» прильнули к щели.
– Похоже на… рог единорога, только из волос…
– А что такое написано у него на спине? – спросил Джимбо.
– «РАЖДЕН, ШТОБ РУНИТЬ», – ответил Крэш, который читал быстрее всех и почти не шевелил губами.
– А этот тощий напялил расклешенный балахон, – сказал Нодди.
– Должно быть, застарелый любитель.
– А еще, у всех у них гитары! Думаешь, они пришли на нас посмотреть?
– А на кого еще?
– Разношерстная подобралась публика, – сказал Джимбо.
– Точно, – согласился Падла. – Разно… А что это значит?
– Это значит… значит… типа, дурная.
– Ага. Такой она и выглядит.
Крэш решительно кивнул.
– Пора выходить, – сказал он. – Ну что, парни, покажем им настоящую музыку Рока!
Асфальт, Утес и Золто сидели в углу гримерной, даже сюда доносился шум собравшейся в зале публики.
