– По-моему, это зашло слишком далеко, – произнес Утес и, опустив руку, сжал огромной ладонью арбалет.
На пол посыпались обломки дерева.
– Мы абсолютно безобидны. Просто пришли поговорить об инструменте, который ты продала нашему приятелю на прошлой неделе.
– Вы из Стражи?
Золто поклонился.
– Нет, госпожа. Мы – музыканты.
– И что, я должна сразу успокоиться, да? О каком инструменте идет речь?
– О гитаре.
Старуха склонила голову набок и прищурилась.
– Назад я ее не приму. Сделка была честной и окончательной. К тому же инструмент был в прекрасном рабочем состоянии.
– Мы только хотели узнать, откуда эта гитара у тебя взялась.
– Ниоткуда, – огрызнулась старуха. – Она всегда была здесь. Эй, только попробуй в нее дунуть!
Золто едва не выронил флейту, которую вытащил из кучи мусора.
– …И мы окажемся по колени в крысах, – закончила старуха. Она повернулась к Утесу и повторила: – Она всегда была здесь.
– На ней мелом была написана единица.
– Она всегда была здесь, – еще раз повторила старуха. – С того момента, как я приобрела лавку.
– А кто ее сюда принес?
– Откуда мне-то знать? Лично я имен никогда не спрашиваю. Людям это не нравится. Они предпочитают цифры.
Золто посмотрел на флейту. К ней был привязан желтый ярлык, на котором корявыми буквами было выведено число «431».
Он осмотрел полки за самодельным прилавком. Увидел на одной из них розовую витую раковину с номером, облизнул губы и протянул к ней руку.
– Перед тем как подуть в нее, приготовь девственницу для жертвоприношения, а также большой котел с плодами хлебного дерева и черепашьим мясом, – предупредила старуха.
Рядом с раковиной лежала труба, выглядевшая так, точно кто-то ее совсем недавно надраил.
– А эта? – спросил Золто. – Может, она вызовет конец света, и на меня упадет небо?
– Гм, а откуда ты знаешь? – удивилась старуха.
Золто опустил руку, но тут его взгляд привлекло что-то еще.
– Ничего себе! – воскликнул он. – Это все еще здесь? Я чуть было не забыл…
– В чем дело? – спросил Утес и посмотрел туда, куда показывал Золто. – Это?
– Почему нет? У нас же есть деньги.
– В самом деле. Может пригодиться. Но помнишь, что сказал Бадди? Вряд ли нам удастся найти…
– Город большой. Если мы не найдем это в Анк-Морпорке, значит, не найдем нигде.
Золто поднял обломок барабанной палочки и задумчиво посмотрел на гонг, наполовину зарытый в груде пюпитров.
– Лично я бы не стала этого делать, – прокаркала старуха. – Если не хочешь, чтобы из земли выпрыгнули семьсот семьдесят семь воинов-скелетов.
Золто ткнул палочкой в сторону заинтересовавшего его инструмента.
– Мы возьмем вот это.
– Два доллара.
– Эй, а почему мы должны платить, это же не твое…
– Заплати, – с вздохом перебил Утес. – Только не вступай в переговоры.
Золто неохотно передал деньги, схватил поданный старухой мешок и выскочил на улицу.
– Занятные у тебя инструменты, – сказал Утес, глядя на гонг.
Старуха лишь пожала плечами.
– Мой друг несколько встревожен, потому что считает твою лавку одной из тех таинственных лавок, о которых говорится в народных легендах, – продолжал Утес. – Ну, слышала, наверное, сегодня – здесь, а завтра – непонятно где. Он искал твою лавку на другой стороне улицы, ха-ха!
– Какая глупость, – буркнула старуха как можно нелюбезнее, надеясь отбить у тролля всякую охоту к дальнейшему разговору.
Утес снова посмотрел на гонг, пожал плечами и последовал за Золто.
Старуха выждала, пока их шаги не стихли в тумане.
Потом открыла дверь и воровато посмотрела по сторонам. Количество обнаруженной на улице пустоты соответствовало норме, она вернулась в лавку, подошла к прилавку и взялась за странного вида рычаг. На мгновение ее глаза полыхнули зеленым светом.
– В следующий раз собственную голову забуду, – проворчала она и потянула рычаг.
Заскрежетали невидимые механизмы. Лавка исчезла. И через мгновение появилась на другой стороне улицы.
Бадди лежал и смотрел в потолок.
Какой вкус у пищи? Он пытался вспомнить и не мог. Последние несколько дней он точно что-то ел, иначе быть не могло, но вкуса не помнил. Он не помнил почти ничего – кроме музыки. Голоса Золто и всех остальных звучали так, словно проходили сквозь толстую марлю.
Асфальт куда-то ушел.
Он рывком поднялся с жесткой постели и приблизился к окну.
Тени Анк-Морпорка были едва различимы в серых предрассветных сумерках. В открытое окно ворвался легкий ветерок.
Когда он обернулся, оказалось, что в центре комнаты стоит девушка.
Она приложила палец к губам.
– Даже не пытайся звать того мелкого тролля, – предупредила она. – Он ужинает внизу и не услышит. А если и услышит, то увидеть меня не сможет.
– Ты – моя муза? – радостно вопросил Бадди.
Сьюзен нахмурилась.
– Кажется, я понимаю, кого ты имеешь в виду, – кивнула она. – Я видела картины. Их было восемь, а главная… гм… Канталупа. Эти музы якобы помогают людям. Эфебцы считают, что они вдохновляют музыкантов и художников, но муз не бы… – Она замолчала и честно призналась: – По крайней мере, я их пока не встречала. Меня зовут Сьюзен, и я здесь потому…
Она снова замолчала.
– Канталупа? – переспросил Бадди. – По-моему, ты что-то путаешь. Ее как-то по-другому звали.
– Какая разница?
– Как ты здесь оказалась?
– Я… послушай, будет лучше, если ты присядешь. Хорошо. Ну… ты же понимаешь, как бывает… Это как с музами… Люди считают, что некоторые люди олицетворяют явления и…
На растерянном лице Бадди отразилось нечто вроде понимания.
– Как Санта-Хрякус олицетворяет дух зимнего праздника?
– Примерно. Ну вот… Я занимаюсь примерно тем же бизнесом, – неловко закончила Сьюзен. – А чем именно я занимаюсь, не имеет значения.
– Ты хочешь сказать, что ты – не человек?
– Нет, я – человек. Но исполняю обязанности… кое-кого. Впрочем, можешь считать меня музой, так будет проще. И я пришла, чтобы предупредить тебя.
– Ты – муза музыки… как красиво звучит… муза музыки Рока?
– Не совсем, но… Эй, с тобой все в порядке?
– Не знаю.
