Заметив его и нахмурившись, Анна шагает вниз с пьедестала.
А н н а: Нет, нет.
С е р г е е в: Это традиция — фото победителя для стенда чемпионов.
А н н а: Нет… я на чемпиона не выгляжу, вся растрепанная, мокрая… (Она отходит в сторону.) И что-то я… очень устала.
И Сергеев, увидев, как Анна поднесла руку ко лбу, как подкосились ее колени и как она начала медленно оседать, — едва успевает подскочить и подхватить ее.
Анна лежит на траве, он держит ее голову на коленях. Подбегают Возница и Фотограф.
А н н а: Голова закружилась… уже ничего…
С е р г е е в: «Скорая» будет здесь через минуту.
А н н а: Нет, не надо. Просто вино и солнце… это пройдет очень скоро. Я знаю. Только мне нужно немножко побыть одной. Отдохнуть… Это же непосильно — столько волшебства за один день!..
Сергеев кивает Вознице, тот бросается к лошади и разворачивает экипаж.
Сергеев входит в комнату. Это что-то вроде конторы, но кровать, предметы нехитрого холостяцкого обихода свидетельствуют, что здесь все-таки — жилище. Сергеев снимает рубашку, нажимает клавишу телефона-селектора на столе.
— Радиорубка, — отзывается селектор.
С е р г е е в: Это я.
Г о л о с р а д и с т а: Ну?
С е р г е е в: Вроде ничего. Уснула.
Г о л о с р а д и с т а: Может, колыбельную запустить?
С е р г е е в: Не нужно. Запусти полную тишину.
Он ложится на кровать. Задумчиво смотрит в потолок, заложив руки под голову. Улыбается — словно удивленно — своим мыслям.
Над площадкой холодно горит дежурная лампа.
Сергеев с сигаретой сидит в полумраке. Крошечную дорожку на черной морской воде чертит фонарик невидимого судна.
Длинная тень приближается и останавливается у ног Сергеева.
А н н а: А собачка так и не вернулась.
Сергеев бросает сигарету и встает.
А н н а: Зато вы, как всегда, точны. Мы назначали наши свидания за час до отбоя здесь, на танцах… Помните?
Вместо ответа он протягивает ей руку.
С е р г е е в: Разрешите?
Анна склоняет голову. Сергеев берет ее руку, обнимает за талию. Над площадкой начинает тихо звучать вальс. И неярко, высвечивая танцующую пару, разгорается прожектор на мачте.
Сергеев держит Анну нежно и бережно, она послушна и легка. Ее глаза испытующе глядят на Сергеева.
А н н а: Вы успели научиться вальсу?.. Не помните? Как вы называли все это дряхлым нафталином и признавали только твист и рок? Тогда их танцевали украдкой, в уголочке. Разучились?
Сергеев останавливается, меняет позицию — для твиста.
А н н а: А музыка?
С е р г е е в: Приложится.
И точно, едва они делают первые движения, вальс осекается, что-то хрипит в динамике — и из него ударяет твист.
А н н а: Вы заметили: я уже ничему не удивляюсь.
С е р г е е в: И не надо.
Они танцуют поначалу несколько неловко, но вскоре осваиваются, и танец выходит складным, веселым, он все затейливее усложняется за счет неожиданных и забавных импровизаций.
И свет с мачты — тоже пускается в импровизации, меняясь с белого на желтый, с желтого на красный, высвечивая пестрым мельканием пару немолодых людей, так не по-взрослому резвящихся на пустой танцплощадке…
Сергеев и Анна идут по дорожке.
А н н а: Повелитель музыки, света и времени! а вы помните, как мы познакомились?
С е р г е е в: Конечно. Вы стояли под дождем, я подъехал и сказал: садитесь.
А н н а (качает головой): Нет… это было не так. Я страшно завидовала всем, кому давали объявлялки по радио: «Катя Иванова, тебя у ворот ждут родители»… А кто ко мне мог приехать? И вдруг однажды я слышу: «Аня, тебя ждут у ворот». Я побежала. А там стоял он.
С е р г е е в: С букетом цветов.
А н н а: Нет. С огромной гроздью винограда.
С е р г е е в (грустно): Значит, это был не я.
А н н а: Значит, не вы…
Они останавливаются у крыльца особняка.
А н н а: Просто теперь он перевоплотился в вас. Когда снова стал мне очень, очень нужен…
Не отводя глаз, она смотрит на Сергеева. И он смотрит на Анну. Подается вперед. Осторожно обняв, наклоняется к ее лицу…
«Союз нерушимый республик свободных…» — вдруг во всю мощь обрушивается с неба гимн Советского Союза.
Они ошалело застывают. Ползет по мачте вниз красный флаг.
Глядя на растерянное лицо Сергеева, Анна не может удержаться от смеха и хохочет. Приветливо помахав рукой, она шагает на крыльцо.
С е р г е е в: Вы уходите?..
А н н а: Отбой! Распорядок дня надо чтить. Спасибо вам! Спокойной ночи!
Анна скрывается в дверях. Сергеев быстро входит в дверку под крыльцом, берет в комнатке, где висят ключи, трубку телефона.
С е р г е е в: Сдурел?!. Не знаю. Что хочешь, только не это.
Он снова выходит на улицу. Гимн уже стих. Зажглось окно над балконом, но балкон пуст. Сергеев медленно бредет от дома по дорожке.
«Ты у меня одна, словно в ночи луна… — возникает тихо в динамике песня под гитару. — …Словно в году весна, словно в степи сосна…»
Г о л о с А н н ы: Дима!
Сергеев быстро оборачивается. Анна стоит на балконе, улыбается ему, и улыбка у нее светлая и такая уже знакомая.
А н н а: Не грустите! До завтра!..
Сергеев стоит у окна. Отсюда виден весь ночной лагерь, освещенный луной, пики кипарисов, танцплощадка, серебрящееся море.
За его спиной в радиорубке, большой комнате, исполняющей по совместительству роль клуба или кают-компании, оживленно, шумно и накурено. Здесь мы видим людей, которых уже встречали в течение дня.
Кипятится лохматый Радист.
Р а д и с т: Я действовал точно по программе, десять часов — отбой, откуда я знал, что — такой момент? Спасибо бы сказали — у меня за день язык опух!
Тот, кого мы видели в роли официанта, отзывается с дивана.
О ф и ц и а н т: Опух — от бездарности! «Карета прошлого»… «И поможет вам песня»… Какая пошлость!
Р а д и с т: Знаешь, повещай-ка весь день! Это тебе не — подай, прими, пошел вон!
Возница, теперь он в майке, нарезав на столе хлеб и колбасу, разливает портвейн по стаканам.
В о з н и ц а: Кончай, коллеги, духовное. Съестное готово.
Все, кроме Сергеева, подтягиваются к столу. Возница, положив еды в пакет, протягивает его и остаток портвейна в бутылке Официанту.
