— …и ударили его четырьмя ножами меж ребер, — сказал Шалиньяк, — отчего он умер.
— Так Фридегонда стала женой Хильперика, — рассказывал далее Роже. — При этом она избавилась от его сына, наследника Хлодвига, приказав наемным людям на вилле Нуази…
— …воткнуть ему нож во внутренности, — со знанием дела сказал Шалиньяк. — Отчего он тоже умер.
— Ай-яй-яй… — услышал Даниил рядом с собой сочувственный вздох. За спицами колес сарацинской арбы мелькали борода и чалма. Купец говорил тихо, чтобы не услышали французы: — Безобразие — в крови франкских монархов. Зачем вспоминать историю — скоро ты сам увидишь короля, который грубостью и неучтивостью свел в могилу двух жен… — Купец поцокал языком и покачал головой. — Бедная, бедная Анна…
Ров, окружающий стены Гнезно, польской столицы, от засухи изрядно обмелел. Через него был перекинут мост к воротам, возле ворот, надвинув на лоб шапку, дремал стражник.
Когда появились на другой стороне рва возки и под конскими копытами заскрипели доски моста, стражник приоткрыл глаз — и опустил перед гостями жердь-шлагбаум.
— Налог — шесть злотых, — сонно объявил он.
— Протри свои глаза, серв! Перед тобой посол короля Франции! — подскакал к воротам Шалиньяк. — Какой еще налог?
— На починку моста, — сказал стражник.
— Видно, пусты сундуки у Казимира? — молвил Шалиньяк с ехидством.
— Нет в мире славней и богаче светлого круля земли польской, — невесело отвечал стражник.
Роже кивнул Шалиньяку, и тот хмуро полез в кошель.
Снова заскрипели шаткие доски под колесами. Стражник потрогал монету на зуб.
— С Руси? — спросил он проезжавшего мимо Злата.
— С Руси.
— Мехов или чего еще на продажу не имеешь?..
— Разве я купец? — удивился Злат.
— А разве одни купцы торгуют?..
В это время треснули под копытами прогнившие доски — и рыцарь Ромуальд вместе с конем обрушился в ров, к счастью неглубокий.
— Негодяй! — Шалиньяк в бешенстве повернул коня. — Зачем же ты брал деньги?..
— Я сказал вельможному пану — на починку моста, — ответил стражник и опустил монету в прорезь ларца.
— Что за гости в моем дворце?
Король Казимир, высокий и худой, с длинной, но жидкой бороденкой, держа книгу в руке и близоруко щурясь, спускался по лестнице. — Роже! — узнал он епископа. — Какая приятная оказия — вновь увидеть собрата по альма-матер!..
— Разуй глаза, Казимеж! — с досадой перебила его королева. — Или не видишь, что епископ привез Анну!
Королева Мария, именуемая по-славянски Доброгневой, не выпускала Анну из объятий, и пухлое лицо ее светилось от радостных слез.
— О!.. — воскликнул Казимир, галантным жестом заслоняясь, будто от солнечного луча. — То не Анна, то сама божественная Артемида!
— Езус-Мария, какая Артемида! Анна, племянница твоя, цветик наш, ласточка… Красавица! Она вот такусенькой былa, когда ты увез меня из Киева. Нельзя так много заниматься теологией, Казимеж, ты скоро свое имя забудешь!
— То есть неразумная речь, Доброгнева, — строго ответил король, а все меж тем стояли и почтительно слушали перебранку царственных супругов. — Теология — возвышеннейшая из наук, и даже философия всего лишь ее служанка, в чем со мной согласится брат Роже, который…
— Здравствуй, дядя Казимир! — решительно двинулась вперед Анна и расцеловала короля в обе щеки. — Вы с тетей после побранитесь! А сейчас мои люди устали с дороги и голодны!
Казимир оглядел возникшее перед ним рыжеволосое видение.
— Ужин! — закричал он и захлопал в ладоши. — Яцек, Марыся!.. — Король гордо выгибал грудь и прохаживался гоголем, командуя набежавшим слугам:
— Трех быков на вертелах! Меду. Вина, старейшего из моего погреба! — Казимир махнул спутникам Анны: — Угощайтесь на здоровье, панове!
Звякнули доспехи, Ромуальд сделал шаг вперед.
— Благородный рыцарь Ромуальд, — тут же возник рядом Бенедиктус, — спрашивает, не может ли он послужить светлому королю в борьбе с врагами или злыми волшебниками…
— Не слышал вопроса, — удивился Казимир.
— Он дал обет молчания и давно ищет случая свершить подвиг во имя прекрасной дамы, но не может найти достойных противников.
— Дамы, дамы, — недовольно отозвался Казимир. — Гроб Господен в плену у сарацинов — вот бы о чем лучше печалились благородные рыцари! — Он взял Анну под руку и повел вверх по лестнице. — Аквиля нон каптат мускас — негоже орлам ловить мух, не так ли, почтенный Роже?
Шум застолья доносился во двор замка, где стояли кони и готовились к ночлегу пешие воины, Янка собирала с повозки меха, чтобы устроить Анне постель во дворце. Длинная тень протянулась рядом — это подошел Ромуальд.
Без шлема и доспехов, в полотняной рубахе, он выглядел особенно юным и беззащитным. Ромуальд протянул руку, разжал ладонь — и оттуда вылетела маленькая светящаяся точка. Повисла в воздухе, набрала высоту и скрылась.
— Ой! — догадалась Янка. — Правильно: не греет, а светит — светлячок!.. А Злат до сих пор не угадал.
Рыцарь поклонился — и отошел к бадье, возле которой он мыл свой щит.
Янка присела рядом на корточки и долго разглядывала мокрое лицо прекрасной дамы.
— И не жалко твоей Готелинде тебя? — сочувственно вздохнула она. — Гоняет за подвигами по всему свету да еще молчать велит.
Ромуальд покачал головой, приложил руку к груди, потом воздел ее вверх, и Янка поняла, но несогласно пожала плечами.
— А чем ты так недостойный?.. Тихий, непьющий. И лицом пригож.
Сорвав желтый цветочек, Ромуальд протянул его Янке.
— Мне? — удивилась Янка и подняла на рыцаря вопросительный взгляд. — Зачем?
Рыцарь снова поклонился, улыбнувшись смущенно и признательно. А из окон дворца донесся новый взрыв смеха и голоса, среди которых громче других был голос Шалиньяка.
— И когда я, о благородный Злат, зарубил шестерых, — рассказывал Шалиньяк, побагровевший от меда и пива, но по-прежнему горделивый, как галльский петух, — остальные пустились бежать, как безумные! Но призвав на помощь святого Ардальона, я бросился в погоню, как лев, и разрубил каждого на двенадцать частей. И тогда из замка вышли двенадцать раз по двенадцать дев и упали передо мной на колени, благодаря за избавление!
Шалиньяк победно поглядел на Злата, но тот бровью не повел, только подставил чашу служке-поляку, внимавшему беседе с ужасом.
Дым и чад мешались в дворцовом зале, где пировали рыцари, со звоном чаш и грызней собак под столами.
— Что твои сарацины, — отвечал Шалиньяку Злат. — Вот я раз бился с самим Соловьем-разбойником.
