К кольцу в двери было прицеплено другое кольцо, содержащее кучу разных ключей…
Неопытный узник, выбравшись из своей камеры, просто-напросто побежал бы куда глаза глядят. Но Ринсвинд с отличием закончил школу выживания и потому знал: в подобных обстоятельствах самое лучшее выпустить всех заключенных до единого, быстренько похлопать каждого по спине, крикнуть: «Быстрей! Стражники уже бегут сюда!», а после этого засесть в каком-нибудь тихом местечке и дождаться, пока затихнут звуки погони.
В первую очередь он отпер камеру Двацветка. У коротышки был более костлявый и неряшливый вид, чем помнилось Ринсвинду, к тому же у него отросла клокастая борода. Но одна, самая значительная особенность его лица, которую Ринсвинд запомнил яснее всего, не изменилась. Этой чертой была широкая, сияющая, доверчивая улыбка человека, искренне убежденного, что нынешняя неприятность не более чем смешная ошибка и что разумные люди скоро обязательно во всем разберутся.
– Ринсвинд! Так это и в самом деле ты! Ну разве мог я подумать, что когда-нибудь снова повстречаюсь с тобой!
– Я надеялся примерно на то же самое. Двацветок посмотрел мимо Ринсвинда, на валяющегося на полу стражника.
– Он умер? – спросил он о человеке с мечом в спине, причем от меча торчала только рукоятка.
– Я бы сказал, очень даже вероятно.
– Это твоих рук дело?
– Я же был внутри камеры!
– Поразительно! Отличный фокус!
Ринсвинд вспомнил, что, невзирая на несколько лет убедительнейших доказательств, Двацветок так и не пожелал поверить, что его компаньон способен к волшебству не больше, чем самая обычная муха. Все попытки переубедить его ни к чему не привели. Просто к списку несуществующих достоинств Ринсвинда прибавилась еще и скромность.
Ринсвинд опробовал еще несколько ключей, открывая другие камеры. Оттуда появлялись косматые, оборванные люди. Они подслеповато моргали, приспосабливаясь к полутьме подземелья. Один из узников, которому пришлось повернуться боком, чтобы пролезть в дверь, оказался Тремя Запряженными Волами. Судя по всему, его били, хотя с тем же успехом это могло сойти за следы чьих-то тщетных попыток привлечь его внимание.
– Это Ринсвинд, – горделиво произнес Двацветок. – Великий Волшебник. Он убил стражника, не выходя из камеры.
Узники вежливо осмотрели труп.
– Я этого не делал, честно, – пробормотал Ринсвинд.
– А еще он очень скромный.
– Да Живет Дело Народа! – выкрикнул распухшими губами Три Запряженных Вола.
– И Полпинты Добавки Сюда! – подхватил Ринсвинд. – Вот, парень, ключи, идешь и выпускаешь людей, ну, чоп-чоп.
Один из освобожденных узников похромал в конец коридора.
– Там еще один мертвый стражник, – сообщил он.
– Это точно не я, – жалобным голосом произнес Ринсвинд. – То есть я, может, и хотел, чтобы он умер, но…
Бывшие узники слегка попятились. Опасно находиться в непосредственной близости от человека, который способен так хотеть.
Происходи дело в Анк-Морпорке, кто-нибудь обязательно фыркнул бы: «Ага, конечно, этот парень вот так вот взял и магически пырнул стражника в спину!» Но это потому, что анк-морпоркцы знают Ринсвинда. Знают они и то, что, если настоящий волшебник действительно захочет тебя прикончить, он тебя так пырнет – никакой спины не останется.
Три Запряженных Вола наконец овладел искусством открывания дверей. Одна за другой двери отворялись…
– Цветок Лотоса? – произнес Ринсвинд.
Прильнув к руке Трех Волов, девушка приветливо улыбнулась Ринсвинду. За спиной у нее сгрудились остальные члены ячейки.
И вдруг, заметив Двацветка, она, к величайшему удивлению Ринсвинда, громко вскрикнула и бросилась тому на шею.
– Вечная Слава Дочерней Нежности! – монотонно пропел Три Запряженных Вола.
– Прежде Чем Ударить, Закрой Крышку! – поддержал Ринсвинд. – Э-э. А что, собственно, происходит?
Какой-то очень маленький солдат Красной Армии потянул его за балахон.
– Он ее папа, – объяснила Одна Любимая Жемчужина.
– Но ты ни разу не рассказывал, что у тебя есть дети!
– Не может быть, наверняка рассказывал. Причем часто, – ответил Двацветок, выпутываясь из объятий. – Она моя законная дочь.
– Так ты женат?
– Ага. Об этом я точно говорил.
– Наверное, в тот момент мы от кого-то убегали. Значит, на свете есть и госпожа Двацветок?
– Была. – На короткое мгновение его сверхъестественно добродушное лицо исказило выражение почти-гнева. – Но, увы, сейчас уже нет.
Ринсвинд отвел взгляд. Это было лучше, чем смотреть в глаза Двацветку.
Вскоре появилась и Бабочка. Она остановилась возле самой двери в камеру, сложив руки перед собой и застенчиво разглядывая пол.
Двацветок кинулся к ней.
– Бабочка!
Ринсвинд опять взглянул на маленькую воительницу с резиновым кроликом.
– Она что, тоже его дочь?
– Ага!
Коротышка, таща за собой обеих дочерей, направился к Ринсвинду.
– Ты знаком с моими дочерьми? Это Ринсвинд, он…
– Мы уже имели удовольствие познакомиться, – мрачно перебила Бабочка.
– Как вы сюда угодили? – спросил Ринсвинд.
– Мы сопротивлялись изо всех сил, – пожала плечами Бабочка. – Но их было слишком много.
– Надеюсь, вы не пытались вырвать у них оружие? – осведомился Ринсвинд настолько ехидно, насколько осмеливался.
Бабочка ответила ему яростным взором.
– Прошу прощения, – быстро сказал Ринсвинд.
– Две Травы утверждает, что во всем виновата система, – вставила Цветок Лотоса.
– Я почему-то не сомневаюсь, у него уже заготовлена система получше, – Ринсвинд окинул взглядом толпу узников. – С этим обычно проблем не возникает. А где он, кстати?
Девушки огляделись.
– Что-то не видно, – удивленно произнесла Цветок Лотоса. – Наверное, когда стражники напали на нас, он благородно отдал свою жизнь за народное дело.
– А почему ты так думаешь?
– Потому что он говорил, что именно так и должно поступать. Мне очень стыдно, что я тоже не отдала свою жизнь. Но стражники не хотели нас убивать, мы им были нужны живыми.
– Честно говоря, когда мы сражались со стражниками, я его не видела, – голос Бабочки звучал задумчиво. Она и Ринсвинд обменялись взглядами. – Да, точно, его там не было.
– Ты хочешь сказать, его схватили первым? Бабочка опять посмотрела на Ринсвинда. Ему вдруг подумалось, что если Цветок Лотоса унаследовала свое восприятие мира от Двацветка, то Бабочка наверняка пошла в мамашу. Она думала, как Ринсвинд, то есть ждала от других людей только самого худшего.
