Кристина. Что вы осмелились сказать?! О небо!.. И вы не противитесь этому приговору?
Фалькенскильд. Не я один его подписал…
Кристина. Но вы единственный, кто знает, что он невиновен. И если вы отказываетесь передать это письмо королеве, я сама брошусь к ее ногам… Да, отец, да! Для спасения вашей чести, во имя вашего спокойствия, я крикну ей: «Пощады, ваше величество! Спасите Эрика и моего отца!»
Фалькенскильд (удерживая ее за руку). Нет. Ты не пойдешь, ты не выйдешь отсюда.
Кристина (в ужасе). Неужели вы будете удерживать меня силой?
Фалькенскильд. Я хочу помешать тебе погубить себя. Ты останешься здесь… (Идет к двери в глубине сцены.)
Кристина (идет за отцом, чтобы помешать ему, но, бросив взгляд на балконную дверь, вскрикивает). О небо! Уже светает. Наступает час его казни. Если вы промедлите еще, не будет надежды на спасение, нам ничего не останется, кроме угрызений совести! Отец! Во имя неба! Умоляю вас на коленях, мое письмо!.. Мое письмо!
Фалькенскильд. Оставь меня… Встань…
Кристина. Нет, я не встану. Я обещала матери Эрика спасти его жизнь; и когда она придет ко мне за сыном, которого вы убьете и которого я люблю…
Фалькенскильд делает гневное движение.
(Быстро встает.) Нет, нет, я не люблю его больше, я забуду его, я выйду замуж за Гёлера, я нарушу свою клятву, я повинуюсь вам. (Вскрикивая.) О, это похоронный барабанный бой, я слышу бряцание оружия…
Фалькенскильд. Мне жаль твоего безрассудства. Вот мой единственный ответ. (Разрывает ее письмо.)
Кристина. А! Это уже слишком! Ваша жестокость порывает все, что связывало меня с вами! Да, я его люблю и никогда не полюблю другого. Если он умрет, я не переживу его, я последую за ним… По крайней мере, его мать будет отомщена. И у вас, так же как у нее, не будет больше детей.
Фалькенскильд. Кристина!..
За сценой шум.
Кристина (твердо). Но послушайте… Выслушайте меня. Если народ, который негодует и ропщет, поднимется, чтобы спасти его, если небо, судьба или случай, который, быть может, менее жесток, чем вы, спасет его, то я объявляю вам – никакая сила в мире, даже ваша, не помешает мне принадлежать ему… Я даю в этом клятву.
Слышна усиливающаяся барабанная дробь и вопли за сценой. Кристина кричит, падает в кресло, прячет голову в руки. В этот момент раздается стук в дверь в глубине сцены. Фалькенскильд идет к двери.
Явление VI
Кристина, Ранцау, Фалькенскильд.
Фалькенскильд (удивленно). Господин Ранцау у меня! В этот час!
Кристина (бежит к нему, рыдая). О граф, скажите, неужели это правда?.. Этот несчастный Эрик…
Фалькенскильд. Молчи, дочь.
Кристина (растерянно). Что мне сейчас щадить? Да, господин граф, я его любила, я виновата в его смерти, я должна искупить вину.
Ранцау (улыбаясь). Подождите, вы не так виноваты, как вам это кажется. Эрик еще жив.
Фалькенскильд и Кристина. О небо!
Кристина. А шум, который мы только что слышали…
Ранцау. Это солдаты его освобождали.
Фалькенскильд (пытается уйти). Это невозможно… одно только мое появление…
Ранцау. Возможно, увеличит опасность. А так как я теперь никто и ничем не рискую, я прибежал сюда, мой старый дорогой коллега…
Фалькенскильд. Зачем?
Ранцау. Чтобы предложить вам и вашей дочери убежище в моем дворце.
Фалькенскильд (изумленно). Вы?
Кристина. Что вы?
Ранцау. Это удивляет вас? А разве вы не сделали бы того же самого для меня?
Фалькенскильд. Я благодарю вас за великодушную заботу. Но прежде всего я хочу знать…
Входит Гёлер.
Ах, это вы, Гёлер. Ну, мой друг, в чем дело? Говорите же!
Явление VII
Кристина, Ранцау, Гёлер, Фалькенскильд.
Гёлер. Да разве я знаю? Беспорядок, путаница. Я задаю тот же вопрос, что и вы! В чем дело? Что случилось? Все меня спрашивают, и никто не может ответить.
Фалькенскильд. Но вы же были там, во дворце?
Гёлер. Конечно, был. Я открыл с королевой бал. После отъезда ее величества я танцевал дворцовый менуэт с мадемуазель Торнстон, когда вдруг заметил что-то необычное. Группы гостей уже больше не смотрели на танцующих, они тихо переговаривались, в гостиных шел глухой ропот… «В чем дело? Что случилось?» – спрашиваю у моей дамы, но она тоже ничего не знает. И тут я узнаю у выездного лакея, совершенно бледного и испуганного, что королева Матильда только что была арестована в своей спальне по приказу короля.
Фалькенскильд. По приказу короля? А Струэнсе?
Гёлер. Он тоже арестован в момент своего возвращения с бала.
Фалькенскильд (нетерпеливо). А Коллер, черт возьми! Коллеру была поручена охрана дворца. Он командовал один?
Гёлер. Самое удивительное и самое неправдоподобное то, что эти два ареста были совершены – кем бы вы думали? Самим Коллером, у которого был в руках приказ короля.
Фалькенскильд. Он нас предал! Это невозможно!
Гёлер (к Ранцау). Я тоже полагаю, что невозможно! Но пока все это говорят. Лейб-гвардия кричит: «Да здравствует король!» Народ, призванный к оружию Ратоном Буркенстаффом и его друзьями, кричит еще громче. Войска, которые сначала сопротивлялись, теперь действуют с ними заодно. Наконец, я не мог вернуться в свой особняк, так как у дверей была толпа. Я пошел к вам, хотя это тоже было небезопасно. Я был так взволнован, что даже остался в бальном костюме.
Ранцау. В настоящее время бальный костюм безопаснее костюма министра.
Гёлер. В течение вчерашнего дня я еще не успел его заказать.
Ранцау. Вы можете избавить себя от этого труда. Что я говорил вам вчера? Не прошло еще и двадцати четырех часов, а вы уже не министр.
Гёлер. Сударь!
Ранцау. Вы успели протанцевать контрданс, и после такой министерской работы вам нужен отдых. Я вам предлагаю его у меня (живо), так же как и всем вашим. Это единственное убежище, где вам будет сейчас безопасно. Не надо терять времени. Следуйте за мной все. Пошли.
В этот момент распахиваются два окна в глубине сцены. Ханс, матросы, несколько человек из уличной толпы появляются на балконе. Они вооружены карабинами.
