Герцен. Ольга спит…
Натали. Мы ее разбудим сейчас же.
Мальвида, не до конца понимая, что происходит, говорит с Герценом.
Тогда она на всю жизнь запомнит, как мы встретились.
Герцен. Мальвида говорит, что тогда она возбудится и всю ночь не будет спать.
Натали. «Мальвида»! Очаровательное имя. Не беспокойтесь об этом – она сможет отоспаться утром, пока я поведу детей на прогулку.
Герцен. Проходите, садитесь, садитесь – вы, наверное, ничего не ели. У нас полно…
Огарев. А выпить есть?
Натали снимает пальто и бросает его куда попало… Мальвида его поднимает и аккуратно складывает. Между тем Герцен достал бутылку и рюмку для Огарева. Тот пьет до дна и заново наливает.
Огарев. Я страшно устал.
Герцен. Как вы ехали?
Огарев. Берлин – Брюссель – Остенде. Но дело не в дороге. Это все магазины. Она не может пройти мимо магазина игрушек, магазина шляпок, магазина туфель… (Тате.)У тебя какой размер? Впрочем, неважно. Ты подходящего размера для игрушек и безделушек.
Тата. Нам игрушек нельзя.
Натали. Что это за глупости?
Саша. А что вы мне привезли, Натали?
Натали. Я тебе привезла себя. Разве этого недостаточно?… И!.. (Она выхватывает сверток и передает его Саше.)
Огарев. Берлин не изменился, разве что теперь можно курить на улице.
Натали (разбирая свертки). И, и, и… (Огареву.) Ник, как ты себя чувствуешь? Он нездоров.
Саша открывает сверток. В нем оказывается дешевый игрушечный телескоп.
Тата. Спасибо, Натали!
Саша (Мальвиде, забывая, что она не понимает по-русски). Телескоп! Можно мне пойти на улицу – попробовать?
Мальвида. Qu'est-ce que vous?…
[96]
Саша выбегает.
Торопливо входит Горничная с полным подносом и принимается переставлять посуду на столе.
Натали отдает Тате пакет и садится на место Мальвиды, изучает содержимое супницы. Она начинает разливать суп половником.
Герцен. Ну рассказывайте, все рассказывайте! Как там все мои друзья?
Огарев (смеется). У тебя там нет никаких друзей. Во-первых, твой скептицизм… нет, открытое презрение к республике в твоих сообщениях из Франции…
Герцен. Полностью оправданы!
Огарев. Тем хуже. Твои друзья с трудом простили тебе, когда пришел твой памфлет о так называемых революционных идеях в России…
Саша вбегает обратно.
Саша. Луны нет.
Он «пробует» свой телескоп, наставляя его во все стороны. Тата набрасывается на свой подарок.
Мальвида. Gardez le papier!
[97]
Герцен. Я назвал только тех, кого уже не было в живых.
Огарев. А граф Орлов хвастался: «Если только захотим, мертвые выведут нас на след живых!» Твои друзья были готовы свернуть тебе шею. Саша, ты не знаешь, что творилось дома после сорок восьмого, ты себе представить не можешь.
Тата. «Саша!»
Саша. Вы зовете папу «Саша»?
Огарев. Естественно. Ему было столько же лет, сколько тебе, когда мы подружились.
Натали. Это английский суп?
Герцен (Малъвиде). Asseyez-vous, asseyez-vous.
[98]
Мальвида садится на шестой стул.
Я слушаю.
Огарев. Нельзя было шелохнуться. Было опасно думать, мечтать, даже дать понять, что ты не боишься. Воздух, казалось, был пропитан страхом. Цензура запретила одну поваренную книгу за то, что там рекомендовалось готовить в «вольном духе».
Тата (открывая пакет). Кружева!
Натали. Брюссельские кружева!
Тата вскакивает и вздергивает юбку, чтобы примерить нижнюю юбку с кружевами.
Огарев. Никто не был благодарен тебе за то, что ты написал о наших ночных посиделках при свечах с бутылкой дешевого вина как о революционном заговоре. Это все равно, что превращать желание подростка дотронуться до женской груди в римские оргии.
Натали. Pas devant les enfants!
[99]
Мальвида (обеспокоенно). Excusez-moi?…
[100]
Тата. Посмотрите на меня!
Герцен (осознавая присутствие Мальвиды). Сядь и ешь суп. (Огареву, настаивая.) Когда запрещают думать – любая идея становится революционной.
Тата (целует Натали). Спасибо, Натали! (Садится.)
Огарев. Нет, конечно, ты прав. После сорок восьмого года наступила кромешная тьма, которая длилась семь лет. И Герцен был единственной свечой, которая еще светила. (Поднимает бокал за Герцена и разом выпивает.) Но проповедь социализма не прибавила тебе друзей среди твоих друзей.
Натали. Больше никаких подарков, пока ты не доешь свой суп.
Огарев. Социализм в России – это утопия. Это что за суп?
Саша. Называется «Браун Виндзор».
Огарев. «Браун Виндзор»?
Саша. Королева его ест каждый день.
Огарев. Тогда пусть и мой доест.
Тата. Мне он тоже не нравится.
Огарев. Не нравится? А что же ты тогда его ешь?
Тата (просияв). Действительно! (Отталкивает тарелку.)Я больше не буду, Натали.
Саша. Я тоже не буду, Натали.
Натали. Так, ну-ка посмотрим теперь… (Выбирает по маленькому свертку для каждого из них.)
Мальвида (обращаясь к Герцену). Александр!..
Герцен ударяет по столу.
Герцен. Социализм в России – это не утопия. Крестьянский социализм, Ник! Да, им нужно образование, но, при наличии общины, есть все условия…
Саша и Тата с гармоникой и бубном выкрикивают слова благодарности Натали и обнимают ее.
Огарев (кричит). Они крепостные!
Натали. Что ты кричишь?
Герцен. Ну… ты прав. Вольная русская типография дала обет молчания по поводу социализма. Мы должны двигаться вперед, глядя себе под ноги, а не вдаль. Если царь освободит крепостных, я выпью его здоровье, а там посмотрим. Меня читают в Зимнем. Знаешь?
