– Э-э, извините… У вас билеты в партер, но вы хотите обменять их на места в райке?
– Вот именно, и не жди, что мы станем тебе доплачивать!
– О, я и не собирался просить вас…
– Вот и прекрасно!!! – Матушка победоносно улыбнулась и одобрительно посмотрела на новые билеты. – Гита, пошли.
– Гм, я извиняюсь, – произнес кассир, когда нянюшка Ягг уже было повернулась, чтобы уйти, – но что это у вас на плечах?
– Это?… Меховой воротник.
– Я, конечно, прошу прощения, но он только что помахал хвостом.
– Лично я считаю, красота и жестокость – вещи несовместимые.
Агнесса чувствовала, что за кулисами происходит что-то непонятное. То и дело люди собирались в маленькие группки, которые, впрочем, тут же распадались, поскольку всем нужно было бежать по каким-то очень важным и таинственным делам.
Оркестр настраивал инструменты. Возле сцены хор готовился образовать Базарную Толпу.
И ни один из этих жонглеров, цыган, шпагоглотателей и ярко одетых поселян нисколечко не удивился, когда какой-то сильно поддавший баритон вдруг принялся орать свою партию чуть ли не в ухо проходящему мимо тенору.
А вот господин Бадья и господин Зальцелла, о чем-то горячо спорящие с управляющим сценой.
– Ну, как мы можем обыскать все здание? Эта Опера – настоящий лабиринт!
– А может, он просто заблудился?…
– Без своих очков он слеп как крот.
– Но с чего ты взял, будто бы с ним случилось что-то плохое?
– С чего? Вы не задавали подобных вопросов, когда мы открывали футляр для контрабаса. Напротив, вы были уверены, что он окажется там. Признайте.
– Я… да, я абсолютно не ожидал, что мы обнаружим там самый обыкновенный раздавленный контрабас. Но в тот момент я был немного не в себе.
Кто-то подтолкнул Агнессу локтем. Это оказался шпагоглотатель.
– Что такое?
– Через минуту поднимают занавес, дорогуша, – произнес он, смазывая свою шпагу горчицей.
– С доктором Поддыхлом что-то случилось?
– Откуда мне знать? У тебя случайно соли не найдется?
– Пршу прстить. Пршу прстить. Звиняюсь. Пршу прстить. Это была ваша нога? Пршу прстить…
Оставляя за собой след раздраженных и болезненно морщащихся театралов, ведьмы проследовали на свои места.
Положив локти на подлокотники, матушка устроилась поудобней, а затем, поскольку порог наступления скуки у нее был такой же невысокий, как и у четырехлетнего ребенка, она спросила:
– Ну и что дальше?
Скудные оперные познания нянюшки на этот раз не помогли. Так что она повернулась к соседке.
– Звиняйте, не одолжите ли на минутку программу? Только глянуть. Спасибо. Звиняйте, а очки не дадите? Так мило с вашей стороны…
Несколько минут нянюшка тщательно изучала программу.
– Сначала будет увертюра, – наконец уведомила она. – Вроде как бесплатное приложение, чтобы зрители примерно поняли, что их ждет. Здесь есть краткое изложение всей истории. А сама опера называется «Тривиата».
Читая, нянюшка шевелила губами и время от времени морщила лоб.
– Ну, история довольно-таки простая, – наконец подытожила она. – Целая куча людей друг в друга влюблены, много масок и всяческих переодеваний, щекастый слуга, все в недоумении, никто не знает, кто это такой, пара престарелых герцогов сходят с ума, хор цыган, ну, и все такое прочее. Типичная опера. Наверняка кто-нибудь окажется чьим-нибудь давно потерянным сыном, дочерью, женой или кем-нибудь в том же роде.
– Ш-ш-ш! – послышалось с заднего ряда.
– Надо было прихватить что-нибудь перекусить, – произнесла матушка.
– У меня в чулке, по-моему, завалялись мятные конфетки.
– Ш-ш-ш!
– Не могли бы вы вернуть мои очки? Большое спасибо.
– Пожалуйста, госпожа. Так себе стеклышки, а?
Кто-то постучал нянюшку Ягг по плечу:
– Госпожа, ваша меховая накидка ест мои шоколадные конфеты!
А кто-то еще постучал по плечу матушку Ветровоск:
– Госпожа, будьте любезны, снимите шляпу. Матушка Ветровоск повернулась к краснощекому господину с заднего ряда.
– Вам вообще известно, кем бывают женщины в остроконечных шляпах? – осведомилась она.
– Да, госпожа. Это женщины в остроконечных шляпах, и одна из них сидит прямо передо мной.
Матушка удивленно воззрилась на него. А затем, к вящему изумлению нянюшки, сняла шляпу.
– Прошу прощения, – сказала она. – Я вела себя так невежливо. Но это не по злому умыслу. Еще раз простите.
И она повернулась к сцене. Нянюшка Ягг задышала снова.
– Эй, Эсме, ты себя хорошо чувствуешь?
– Как никогда.
Игнорируя окружающие звуки, матушка Ветровоск изучала публику.
– Уверяю, госпожа, ваш мех ест мои конфеты. И уже добрался до второго уровня!
– Ну надо же! Покажите ему карту, которую обычно вкладывают в конфетные коробки. Он любит только трюфеля, а слюна у него не заразная, остальные конфеты оботрите, и все дела, кушайте на здоровье.
– Не могли бы вы помолчать?
– Я-то могу, это вот господин со своими конфетами никак не успокоится…
«Помещение большое, – думала матушка. – Большое помещение, и ни единого окна…»
Кончики пальцев странно закололо.
Она перевела взгляд на люстру. Канат терялся в похожем на альков углублении.
Далее ее взгляд заскользил по ложам. Все они были полны народу. И лишь в одной из лож занавески были почти задернуты – как будто кто-то пожелал посмотреть оперу, оставаясь невидимым для остальных зрителей.
Матушка осмотрела партер. Зрители в основном люди. Лишь иногда взгляд натыкался на огромные тролльи туши – что было весьма странно, ведь тролли предпочитают свои оперы, которые, как правило, длятся года этак два. Вот сверкнули несколько гномьих шлемов – тоже весьма необычно, поскольку гномов интересуют только гномы, и никто, кроме гномов. Колыхались перья, много перьев, изредка поблескивали драгоценности. Плечи в этом сезоне носят голые. Много внимания уделяется внешности. Люди приходят сюда, чтобы рассматривать, а не чтобы смотреть.
Матушка прикрыла глаза.
Вот что такое настоящая ведьма. Это вам не головологию применять и не лечебные травы собирать. И выдать подкрашенную воду за волшебное лекарство много кто может.
Но только настоящая ведьма умеет открыть свое сознание миру, а затем тщательно просеять все то, что попало в сети.
