Представление закончилось бурными аплодисментами. Большая их часть предназначалась Кристине.
А затем занавес упал.
А потом опять поднялся – и так несколько раз, пока Кристина принимала цветы и кланялась.
Агнесса поморщилась. С поклонами Кристина явно переборщила – аплодисменты были вовсе не настолько жаркими. «Ага, – с готовностью подтвердила Пердита, которая смотрела через ее глаза, – кланяется, как клоун на деревенской ярмарке».
А затем занавес опустили последний раз.
Публика разошлась по домам.
За кулисами и где-то наверху пересвистывались, подавая друг другу условные сигналы, работники сцены. В воздушном мраке исчезали целые куски мира. Кто-то обошел помещение и погасил большую часть огней. Поднимаясь, как воздушный пирог, вверх взлетела люстра. Ее подняли, чтобы потушить свечи и снять с них нагар. А затем послышались шаги людей, спускающихся сверху…
Через двадцать минут после того, как затих последний хлопок, зрительный зал совершенно опустел. Было темно, горели лишь несколько свечей.
Послышалось клацанье ведра.
На сцену вышел (если такое слово применимо к его способу передвижения) Уолтер Плюм. Он двигался как марионетка на тонких резинках – его ноги, казалось, лишь случайно касаются пола.
Он принялся за дело. Очень медленно и очень старательно Уолтер подметал сцену.
Через несколько минут от занавеса отделилась тень и приблизилась к нему. Уолтер уставился на свои башмаки.
– Привет господин Киска! – произнес он.
Грибо потерся о штаны Уолтера. У котов прирожденное чутье на людей, достаточно глупых, чтобы снабжать их едой, а Уолтер определенно подпадал под указанную категорию.
– Пойду поищу тебе молочка а господин Киска?
Грибо мурлыкал, как гроза.
Шагая своей чудной походкой, продвигаясь вперед лишь в среднеарифметическом смысле, Уолтер исчез за кулисами.
На балконе сидели две темные фигуры.
– Грустно смотреть, – покачала головой нянюшка.
– Он работает в тепле, мать за ним присматривает, – возразила матушка. – Многим на долю выпадают вещи похуже.
– Но разве у него есть будущее? – вздохнула нянюшка. – Если задуматься, никакого.
– Я видела, на ужин у них была холодная картошка и полседедки, – сказала матушка. – А мебели вообще почти нет.
– Стыд и позор.
– И это сейчас она еще разбогатела, – согласилась матушка. – Продавая все эти ножи и башмаки, – добавила она как бы про себя.
– Мир жесток к пожилым людям, – произнесла нянюшка, матриарх огромного разветвленного клана и неоспоримый тиран половины Овцепиков.
– Особенно к таким запуганным, как госпожа Плюм, – согласилась матушка.
– Знаешь, я бы тоже всего боялась, если бы была старухой с таким вот Уолтером на руках.
– Я не о том, Гита. Я разбираюсь в страхах.
– Это верно, – заметила нянюшка. – Большинство людей полны страха.
– Госпожа Плюм живет в страхе, – словно не услышав эти слова, произнесла матушка. – Ее сознание расплющено страхом. Из-за ужаса она почти не может думать. Я чувствую, как ужас исходит от нее, будто туман.
– Но чего она так боится? Призрака?
– Пока не знаю. По крайней мере, не до конца. Но я выясню.
Нянюшка порылась в глубинах своего одеяния.
– Хочешь глотнуть? – предложила она. Откуда-то из-под нижней юбки донеслось приглушенное «звяк». – Есть шампанское, бренди и портвейн. А еще кое-что остренькое и бисквиты.
– Гита Ягг, я считаю, ты воровка.
– Вовсе нет! – возразила нянюшка и добавила с той способностью к схоластическому морализированию, которая по природе свойственна ведьмам. – Только то, что я физически что-то украла, еще не дает оснований называть меня воровкой. Я же не думаю, как воровка.
– Пошли обратно к госпоже Ладе.
– Отлично, – согласилась нянюшка. – Но может, сначала все же перекусим? Готовят здесь неплохо, хотя сама еда – какой-то сплошной завтрак круглые сутки. Понимаешь, о чем я?
Когда они встали, со сцены донесся некий звук. Вернулся Уолтер, сопровождаемый слегка потолстевшим Грибо. Не замечая наблюдателей, юноша продолжил мести сцену.
– Первое, что мы сделаем завтра, – сказала матушка, – пойдем навестим Козлингера, этого специалиста по ещегодникам. Я приняла решение и знаю, что с ним делать дальше. А потом разберемся тут.
Бросив пристальный взгляд на невинную, погруженную в уборку фигуру на сцене, она пробормотала себе под нос:
– Что же такое ты знаешь, а, Уолтер Плюм? И что ты видел?
– Ну разве это было не поразительно?! – воскликнула Кристина, плюхаясь на свою кровать.
Ее ночная рубашка, как заметила Агнесса, была белой. И чрезвычайно кружевной.
– Да, действительно, – ответила Агнесса.
– А вызовы!! Господин Бадья утверждает, что меня вызывали больше раз, чем кого-либо другого, кроме госпожи Хихигли!! О, я так перевозбудилась, что наверняка не смогу заснуть!!
– Выпей теплого молока, – посоветовала Агнесса. – Я едва втащила эту кастрюлю по лестнице.
– А цветы!! – воскликнула Кристина, не обращая внимания на чашку, которую Агнесса поставила возле ее кровати. – Господин Бадья сказал, букеты начали поступать сразу после представления!! А еще он сказал…
Кто-то негромко постучал в дверь.
Кристина поправила кружева.
– Войдите!!
Дверь отворилась. Шаркая ногами, вошел Уолтер Плюм, полупогребенный под букетами цветов.
Сделав несколько шагов, он споткнулся о собственные ноги, качнулся вперед и уронил букеты. Затем в немом замешательстве уставился на девушек, резко повернулся и направился к выходу.
Кристина захихикала.
– Прошу прощения г-госпожа! – извинился Уолтер.
– Спасибо, Уолтер, – поблагодарила Агнесса.
Дверь закрылась.
– Ну разве он не странный?! Ты обратила внимание, как он на меня смотрел?! Не найдешь ли ты какую-нибудь вазу для цветов, Пердита?!
– Конечно, Кристина. Всего-то идти – семь лестничных пролетов.
– А я в награду выпью это чудесное молоко, которое ты для меня приготовила!! А в нем есть специи?!
– Специи? О, само собой, – хмыкнула Агнесса.
– Но это ведь не настойка вроде тех, которые готовите вы, ведьмы?!
– Э-э, нет, – ответила Агнесса. В конце концов, в Ланкре пользовались исключительно свежими травами. – Э-э… Похоже, для всех цветов ваз не хватит, даже если использовать подсебятник.
