А голос все повышался, звенел как колокол, после чего повышался опять. В оркестровой яме, одна за другой, полопались струны всех скрипок.
Хрустальные призмы дребезжали уже не переставая. В баре бутылки шампанского дали дружный пробочный залп. Лед в ведерке раскрошился на мелкие льдинки. К общему хору присоединились бокалы, ободки их подернулись трещинками и взорвались, как головки некоего опасного чертополоха.
Во все стороны разлетались гармоники, вызывающие самые странные последствия. В артистических гримерках растаял грим номер три. Зеркала треснули, наполнив балетный класс миллионами осколков изображений.
Пыль поднималась, мухи падали. В камнях, из которых была сложена Опера, начали перемещаться крошечные частицы кварца…
А затем наступила тишина, нарушаемая лишь редкими глухими ударами и звонами.
Нянюшка улыбнулась во весь рот.
– А, – сказала она. – Вот теперь опера действительно закончилась.
Зальцелла открыл глаза.
Пустая сцена была погружена во тьму – и вместе с тем озарена светом. Гигантский световой поток струился из какого-то невидимого источника. Но освещать, кроме как самого Зальцеллу, на сцене было некого.
Послышались звуки приближающихся шагов. Их обладателю, чтобы приблизиться, потребовалось некоторое время. Но когда он шагнул в окружающий Зальцеллу жидкий воздух, главному режиссеру показалось, будто к нему явился сам бог огня.
Он был во всем алом: алый смокинг, отделанный алой шнуровкой, алый плащ, алые туфли с алыми рубиновыми пряжками и широкополая алая шляпа, на которой качалось огромное алое перо. При ходьбе незнакомец опирался на алую трость, украшенную алыми лентами. Но для человека, столь тщательно заботящегося о своей внешности, к маске он отнесся на удивление небрежно. Это была грубая картонка, изображающая голый череп. Такую можно купить в любом магазине театральных принадлежностей. По краям маски торчали резиночки.
– А куда все подевались? – громко осведомился Зальцелла.
В голове его начали всплывать недавние воспоминания. Нельзя сказать, чтобы они были приятными. Хотя в подробностях вспомнить, что именно произошло, он не мог.
Фигура ничего не ответила.
– Где оркестр? Что случилось с публикой?
Высокая красная фигура едва заметно пожала плечами.
Зальцелла начал подмечать и другие детали. То, что он сначала принял за сцену, оказалось слегка присыпанной песком поверхностью. Потолок был очень далеко, так далеко, что дальше уже некуда, и его испещряли холодные твердые световые точки.
– Я, кажется, задал тебе вопрос!
– ТРИ ВОПРОСА.
Слова эти попали в уши Зальцеллы без каких-либо признаков того, что им пришлось, подобно обычным звукам, перемещаться сквозь воздух.
– Ты мне не ответил!
– НЕКОТОРЫЕ ВЕЩИ НАДО ОСОЗНАВАТЬ САМОСТОЯТЕЛЬНО. И ПОВЕРЬ МНЕ, СЕЙЧАС КАК РАЗ ТАКОЙ СЛУЧАЙ.
– Кстати, что ты тут делаешь? Я точно помню, в этой опере такой роли нет! Немедленно сними маску!
– КАК ПОЖЕЛАЕШЬ. ПРОСТО Я ВСЕГДА СТАРАЮСЬ ВЖИТЬСЯ В ОБРАЗ.
Фигура сняла маску.
– А теперь вторую! – выкрикнул Зальцелла. Ледяное предчувствие пронизало его до костей.
Смерть коснулся скрытой пружины в трости. Показалось лезвие, тонкое до прозрачности. Разрезая молекулы воздуха на атомы, оно отливало зловещей синевой.
– О, – произнес он, поднимая косу. – ТУТ-ТО ТЫ МЕНЯ И ПОЙМАЛ.
В подвалах царила тьма, но нянюшка Ягг ходила одна по странным пещерам под Ланкром и с матушкой Ветровоск – по ночным лесам. И вообще, для Яггов темнота не помеха, скорее наоборот.
Она чиркнула спичкой.
– Грибо?
За последние часы тут побывало множество людей. Эта темнота потеряла свою уединенность. Чтобы вынести все деньги, потребовалось много рук. Пока опера не закончилась, в этих подвалах присутствовала некая тайна. Теперь же они превратились в… обычные сырые подземные комнаты. Прежний их обитатель съехал.
Нянюшка споткнулась о глиняный черепок и чуть не упала.
Ворча, она опустилась на одно колено. Кто-то тут разбил цветочный горшок. По полу были разбросаны какие-то мертвые прутики.
Только полный идиот может затолкать сухие палочки в горшки с землей, поставить их в подземелье и ждать, когда что-то вырастет.
Подобрав один прутик, нянюшка осторожно нюхнула. Пахло самой обычной землей. И больше ничем.
И все-таки интересно: как они росли? Чисто профессиональное любопытство, само собой. Однако нянюшка понимала: этого ей уже никогда не узнать. Уолтер теперь занятой человек, все время на виду. А еще – чтобы что-то началось, что-то другое должно закончиться.
– Все мы носим те или другие маски, – сказала она во влажный воздух. – Какой смысл ворошить теперь прошлое…
Дилижанс отправлялся в семь утра, по ланкрским стандартам – чуть ли не в полдень. Ведьмы прибыли загодя.
– А я хотела купить сувениров, – проговорила нянюшка, притопывая ногами, чтобы согреться. – Для ребятишек.
– Нет времени, – отрезала матушка Ветровоск.
– Хотя какая разница, покупать-то их все равно не на что, – продолжала нянюшка.
– Сама все деньги растранжирила.
– Я? О да, Анк-Морпорк навсегда запомнит нянюшку Ягг.
– Деньги нужны для того, чтобы их тратить.
– Согласна. К примеру, с их помощью я могла бы купить пару новых башмаков.
Нянюшка еще немножко попрыгала, что-то насвистывая сквозь зуб.
– Очень мило со стороны госпожи Лады, что она позволила нам пожить у нее за счет заведения.
– Ага.
– Хотя я не сидела сложа руки: играла на фортепиано, рассказывала анекдоты.
– Отблагодарила, то бишь, – кивнула матушка.
– А вчера приготовила печенюшки. И Особый Вечерний Соус к ним.
– Вот именно. – Лицо у матушки стало жестким, как кочерга. – А сегодня утром госпожа Лада поделилась со мной своими планами: она думает в следующем году уйти на пенсию.
Нянюшка еще раз окинула взглядом улицу.
– Молодая Агнесса, наверное, вот-вот появится, – сказала она.
– Не знаю, не знаю, – надменно ответила матушка.
– В конце концов, ей тут не очень-то светит. Матушка фыркнула.
– Она сама все решит.
– Ты, кстати, тоже шоу устроила. Удержать клинок голой рукой – не каждый сумеет. Все были потрясены.
– Ха! – фыркнула матушка. – Еще бы не потрясены. Людям же лень головой подумать. Хотя, казалось бы, чего тут ведьмовского? Спрятал в ладони какую-нибудь железную пластинку или еще что. Наипримитивнейший трюк. Но нет, люди предпочитают оставаться потрясенными. Тогда как если объяснение поискать, оно всегда найдется. А они, должно быть, сочли, что стали свидетелями какого-нибудь жуткого ведьмовства.
