– Наклонная поверхность земли, – пробормотал он. – Порывистый ветер с востока.
Натянув привычным движением тетиву, он наблюдал за всадниками, взбиравшимися по склону холма, чтобы схватить его сына.
Первая стрела, просвистев над головой Рована, поразила головного всадника точно в грудь. Томас быстро наложил на тетиву новую стрелу. В бою с несколькими противниками скорость выстрелов решала все. При Арфлере он стоял в шеренге с сотней других лучников, которые осыпали наступавших французов тысячами стрел, пока их атака не захлебнулась. Сегодня он был один, но мышцы его тела все помнили. Он посылал стрелу за стрелой с безжалостной точностью.
Возможно, всадники, ехавшие сзади, подумали, что их предводитель упал потому, что его конь споткнулся о камень. Этого Томас не знал. Они продолжали ехать. Ровану, в конце концов, хватило ума уйти с его линии огня, и Томас позволил всадникам приблизиться. Вторая стрела попала лошади в шею, и она поднялась на дыбы, жалобно заржав от боли.
Он услышал тяжелое дыхание Рована, когда тот остановился и повернулся лицом к своим преследователям, упершись руками в колени. Глаза юноши расширились, когда он увидел отца. Он видел прежде, как Томас стрелял в оленей, но это были тщательно выверенные выстрелы, производившиеся в спокойной обстановке охоты. Он никогда не видел, как отец выпускает стрелу за стрелой, словно ему не составляло никакого труда то и дело натягивать тугую тетиву.
При попадании в тела всадников стрелы издавали звуки, напоминавшие удары палкой по толстому ковру. Двое из них упали. Всадники задыхались и кричали, и у Томаса участилось дыхание, когда он ощутил жжение в спине. Уже несколько лет ему не доводилось стрелять, испытывая чувство ярости, но он уже вошел в ритм, без всякой жалости выпуская одну стрелу за другой с интервалом в несколько секунд. Первые четыре всадника лежали на земле, и две лошади ходили среди них с волочившимися поводьями. Последние двое поняли, что ехать дальше было безумием, и в панике кричали, обращаясь к своим умирающим товарищам.
Неожиданно Томас бросился вперед и, пробежав двадцать шагов, занял позицию, с которой при всем желании не мог бы промахнуться. Его пальцы нащупали в колчане три последних стрелы. Бросив на них взгляд, он определил по цвету ниток, что остались две стрелы с острыми наконечниками и одна с широким. Он выпустил две стрелы и вставил в тетиву последнюю.
Все шестеро людей барона лежали на земле. Четверо, с торчавшими из груди стрелами, были неподвижны. Двое пытались подняться, издавая громкие стоны.
Итак, всего он выпустил одиннадцать стрел, оперенных гусиными перьями. При виде бесформенной груды тел в доспехах в его душе шевельнулось чувство гордости, хотя он уже задумался о последствиях.
– Не смотри туда, Рован, – бросил он через плечо. – Это зрелище не для тебя. Лучше наблюдай за холмами.
Рован послушно кивнул, но как только отец направился к поверженным противникам, не удержался и посмотрел ему вслед. Сцена боя произвела на шестнадцатилетнего парня глубочайшее впечатление. Теперь он понял, почему отец заставляет его упражняться до тех пор, пока у него не багровеют и распухают пальцы, а мышцы спины и плеч превращаются в раскаленные жгуты. По телу Рована пробежала дрожь, когда он увидел, что отец достал большой нож и устало двинулся в сторону двух еще живых людей барона. Оба они были поражены стрелами с широкими наконечниками. Один из них успел сорвать шлем с головы. Его темно-рыжая борода пропиталась кровью, вытекавшей из открытого рта.
– Тебя повесят за это, – с трудом прохрипел он.
Томас, нахмурившись, смотрел на него сверху вниз.
– Ты находишься на моей земле, Эдвин Беннетт. И ты преследовал моего сына, словно оленя.
Беннетт хотел что-то сказать, но Томас наклонился и схватил его за длинные сальные волосы. Не обращая внимания на руку в перчатке, пытавшуюся вцепиться в него, он перерезал мужчине горло и оттолкнул сразу обмякшее тело в сторону, после чего повернулся к последнему оставшемуся в живых.
Он пострадал меньше других. Стрела Томаса, пробив кольчугу, застряла у него в правом плече.
– Мир, Вудчерч! Прояви милосердие, приятель. Мир!
– Никакого милосердия тебе не будет, – процедил сквозь зубы Томас, приближаясь к нему.
Тот, шатаясь, поднялся на ноги, выхватил левой рукой нож и принялся рубить им воздух перед собой.
Томас внимательно следил за тем, как его противник падает и вновь встает, и старался сохранять дистанцию. Раненый заметно побледнел от потери крови, но страх придавал ему силы, а Томас уже изрядно устал. Выругавшись, он потянулся за последней стрелой. Заметив это движение, человек повернулся и попытался бежать.
На столь коротком расстоянии стрела легко вошла в тело, раздвинув звенья кольчуги. Человек упал, и Томас дождался, пока он не перестал шевелиться.
Сзади послышался шелест листьев папоротника.
– Что ты теперь собираешься делать? – спросил Рован.
На протяжении всей своей жизни он знал своего отца как дружелюбного человека и честного торговца, который покупал и продавал тюки шерсти в городе, сделав на этом состояние. Сейчас, в своем темно-коричневом жакете, с перевязанным кожаным ремнем запястьем левой руки, с большим луком в правой руке, он представлял собой грозную фигуру. Неожиданно налетел порыв ветра. Томас сделал глубокий вдох и на мгновение закрыл глаза. Когда он вновь открыл их, выражение ярости почти исчезло с его лица.
– Для начала вырежу свои стрелы из тел. А потом похороню их. Ты же беги домой и приведи сюда Джемисона и Уилбура… а также Кристиана. Скажи им, чтобы они захватили с собой лопаты.
Томас в раздумье смотрел на лошадей. Одну из них он ранил и теперь, морщась, наблюдал за тем, как она щиплет траву с торчавшей из груди стрелой, поводя глазами. Лошадь сознавала, что она ранена, и по ее коричневым бокам время от времени пробегали судороги боли. Томас покачал головой. Тела людей можно было спрятать, но с лошадьми дело обстояло сложнее. На мгновение у него возникло искушение привести сюда мясника, но кроме него понадобилось бы еще с полдюжины молодых ребят и две или три повозки для вывоза мяса. Рано или поздно барон узнает об этом. Томас сомневался, что во Франции существует рынок, куда можно было бы привести шесть обученных лошадей, стоивших чрезвычайно дорого, и сохранить это в тайне.
– Черт возьми, я не знаю, что делать с лошадьми, Рован. Можно было бы спрятать в конюшне, но если барон найдет их, это станет свидетельством против меня. А магистрат его близкий друг, и он не будет слушать мои оправдания.
Томас погрузился в размышления, которые, казалось, длились целую вечность. Тем временем ветер постепенно крепчал. Небо затянули серые тучи. Упали первые крупные капли дождя. Раненая лошадь встряхнулась и побежала рысью вниз по склону холма.
– Поймай ее, – велел Томас сыну. – Я не хочу, чтобы она вернулась в свою конюшню в поисках корма. Иди за ней тихо, не спугни. Мы отведем их вечером в старый амбар. Я знаю человека, который способен найти выход из этого положения. Нужно только добраться до него. Дерри Брюер может избавить мою шею от петли.
