В то утро, когда немцы разгромили артполк и батальон, они атаковали позиции и роты Снежинского, но сбить в реку не сумели, мешала артиллерия из-за реки. Атаковали здесь гитлеровцы несколько раз, силой до роты при поддержке пулеметного огня с бронетранспортеров и минометов, но без танков вытолкать их из траншей не сумели.
Не помогла гитлеровцам и авиация: пехота сидела в хорошо вырытых траншеях. Да и самолеты не бомбили, а только обстреливали из пулеметов.
Лейтенанту Вольхину с его бойцами до вечера пришлось два раза помогать роте Снежинского отбивать атаки немцев из леса. К счастью, у него убитых не было, но от роты к вечеру осталось меньше половины того, что было день назад. За эти несколько часов в роте Снежинского Вольхин освоился и даже ни разу не вспомнил, что он не в своем полку. И ротный ему понравился: парень хотя и моложе его, но военная косточка, упорный, командует умно, и люди его слушаются беспрекословно. Одного из взводных, младшего лейтенанта Симоненко, убило, и Снежинский хотел было назначить Вольхина на его место, обещая договориться с комбатом. Валентин согласился было – все равно, где воевать, а тут порядок, чего бы еще искать, но поздно вечером Снежинский получил приказ оставить плацдарм и отвести роту за реку.
Этот день, с такими страшными событиями, показался Вольхину бесконечным. От усталости он мало что соображал, временами казалось, что теряет сознание, вновь накатило равнодушие ко всему, и он никак не мог понять Снежинского, когда тот, получив приказ на отход, возмущался: «Какой смысл? Держимся твердо. К нам бы, наоборот, переправлялись, нам на помощь».
Утром, когда стоял густой туман, они вброд перешли реку, нашли КП 409-го полка, а оттуда Вольхин, узнав, что его полк рядом, ушел к своим.
Оказалось, что от батальона их осталось всего человек пятнадцать. Из второй роты – ни одного бойца, из ротных – только их, старший лейтенант Цабут, и что с ними будет, куда их вольют, или заново сформируют батальон, никто еще не знал.
– Пока сидите все здесь, – показал капитан Шапошников на отрытые щели у штаба полка
[9]
.
Полковник Гришин только закончил доклад по итогам боев по прорыву через шоссе на совещании у командира корпуса, как сообщили, что противник крупными силами атакует артполк Малыха и выдвинутый к шоссе 2-й батальон полка Шапошникова. Для всех собравшихся на совещании это сообщение было как гром среди ясного неба. В штабе разработали план наступления на Пропойск, и главный удар должна была наносить дивизия Гришина, опираясь именно на этот плацдарм. Теперь план наступления пришлось срочно пересматривать, а потом оно и вообще было отложено, когда стали известны последствия операции противника против Малыха и Леоненко.
На душе у полковника Гришина в эти часы было тяжело, как никогда. Таких последствий для дивизии он не мог даже предвидеть, тем более что видимых признаков предстоящего наступления немцев и не было.
Тревожили Гришина и обстоятельства гибели артполка и батальона: «Очевидно, противник подтянул на этот участок крупные силы, тогда наступление с форсированием реки может закончиться более чем плачевно… Да-а, как же это могло случится, что потеряли целый артполк сразу… Если бы знать…» – думал Иван Тихонович.
Он не снимал и с себя вины за случившееся. Обязан был предвидеть, лучше должен был организовать разведку. Он вспомнил сержанта-разведчика, и на душе стало нехорошо. «Ну, кто же мог знать, что такое случится, собирались наступать, немцев на этом участке не было вообще, именно поэтому артполку и не оставили пехотного прикрытия. Да и настроение у всех после прорыва через шоссе было такое, что самое страшное уже позади, немец здесь не так силен. Рассчитывали на усталость противника и просчитались… Опять не учли маневренности Гудериана, да и не отнять – воюет он умно…» – думал Гришин. Еще раз просматривая цифры доклада командиру корпуса, полковник Гришин увидел, что баланс потерь опять изменился в пользу противника. При прорыве дивизии из окружения ее частями было уничтожено 15 танков, 35 автомашин, 12 минометов, 6 орудий и до 200 гитлеровцев. Впрочем, все эти цифры не были абсолютно точны, учесть все сложно, и Гришин допускал, что в действительности они нанесли ущерба противнику гораздо больше, т. к. мелкие группы тоже, конечно, что-то подбили, сожгли, но и погибли сами и, естественно, сообщить о себе ничего не смогли.
Не склонный преувеличивать потери противника, Гришин сам дотошно опрашивал работников штабов полков, но все равно общая цифра людских потерь, которые противник понес от частей дивизии с момента вступления в бой, включая сюда и раненых, которых можно было подсчитать очень приблизительно, все же подходила к пяти тысячам.
Кроме того, не менее пятидесяти танков, десятки автомашин, мотоциклов, много другой техники. Гришин много раз убеждался, что если бой велся на равных, допустим, батальон на батальон или батарея против десятка-другого танков, то наши его, как правило, выигрывали. Случалось, что и одна рота успешно отбивалась от батальона с десятком танков, но бывало и так, что рота немецких автоматчиков сдерживала наш батальон, а то и выигрывала с ним бой.
И потери – потери были за это время все же очень большими. В командном составе – из десяти комбатов боевых частей, считая и разведбат, с кем выехали на фронт, в строю осталось только двое, оба у Шапошникова. Остальные или погибли, как Козлов и Леоненко, или были ранены, как Лебедев, или пропали без вести. Из пяти командиров полков выбыли двое – Малинов и Фроленков. Пропали без вести начальники штабов у Корниенко и Фроленкова, убиты в первые же дни по прибытии на фронт, один за другим, два начальника оперативного отделения штаба дивизии, пропали без вести командир разведбата Соломин и командир противотанкового дивизиона Маков
[10]
.
Очень большие потери были среди командиров рот и взводов. Весь резерв командного состава исчерпан, хотя брали с собой сверх штата пятьдесят человек. Потери среди рядового и сержантского состава, если брать в цифрах, были тоже большие, но практически все батальоны сохраняли минимальную боеспособность и после понесенных потерь. И все же теперь, после гибели батальона Леоненко, в дивизии не хватало трех стрелковых батальонов. Это не считая, что так и не прибыли саперный, медсанбат, и разыскивать их теперь было просто бессмысленно: давно, конечно, воюют в другой дивизии.
