После нового совещания со своими полковыми и прочими командирами утром 15 апреля 1945 г. генерал-майор Буняченко поручил Швеннингеру сообщить 5-му армейскому корпусу, что по «зрелому размышлению» он в состоянии принять только приказ генерала Власова, которому подчинен, либо приказ немецких инстанций о дальнейшем марше на юг [427]. Дескать, немцам он был подчинен лишь временно, для проведения наступательной операции к югу от Фюрстенберга. Это решение он увязал с неприкрытой угрозой. Он попросил майора Швеннингера одновременно сообщить командиру корпуса, которым был генерал артиллерии д-р Вегер, что его дивизия теперь в полном составе собралась в окрестностях Пайца: «Я подобрал территорию для любого развития событий […] лес скрывает нас от вида с воздуха, наши противотанковые силы, штурмовые орудия и танки расположены так, что мы в состоянии отразить атаки любого рода, например, прорвавшиеся танковые силы противника». Русские вполне сознавали, что такой образ действий может быть расценен немцами как мятеж. Начальник штаба подполковник Николаев прямо заявлял, что Швеннингера лично привлекут к ответственности, и настоял на том, чтобы того сопровождало разведывательное отделение, по крайней мере радиостанция, которая в случае необходимости могла известить дивизионный штаб: «Мы тогда придем и отобьем вас». То, что союзная дивизия предпринимала меры по применению насилия в отношении немецких командных инстанций, чтобы освободить приданного ей начальника германской команды связи, немецкого майора, позволяет понять, насколько запутанной стала тем временем ситуация. Однако, когда Швеннингер утром 16 апреля 1945 г. прибыл на командный пункт 5-го армейского корпуса, 1-й Украинский фронт под командованием Маршала Советского Союза Конева уже начал крупное наступление на участке 4-й танковой армии между Форстом и Мускау [ныне Бад-Мускау. – Прим. пер.] и вклинился в оборону противника. Правда, в журнале военных действий штаба оперативного руководства вермахта за этот день еще помечено, что подтягивается «600-я (рус.) див.» [428] Но в этой ситуации командир корпуса больше не был заинтересован в концентрации сил, которые могли представлять опасность для его тыла. Он обратился по телефону в группу армий за разрешением на дальнейший марш и, по впечатлению Швеннингера, был явно рад «избавиться от этого нежеланного гостя». Лишь стойкости Буняченко можно приписать то, что генерал-фельдмаршал Шёрнер и командование группы армий «Центр» отказались от намерения перебросить 1-ю дивизию РОА на угрожаемый участок фронта к юго-востоку от Котбуса и тем самым обречь ее на верное уничтожение.
Правда, разрешение на дальнейший марш к югу не означало, что группа армий окончательно отказалась от мысли использовать русскую дивизию на фронте. Напротив, генерал-майор Буняченко еще не раз был вынужден противостоять попыткам Шёрнера включить русских в германский оборонительный фронт и частично не посвящал в свои подлинные намерения и дальнейшие шаги даже начальника германской команды связи. 1-я дивизия РОА, тронувшаяся с места как раз вовремя, чтобы избежать клещей 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, в боевом порядке, обезопасив от неожиданных танковых атак свой левый фланг, обращенный к врагу, 16 апреля 1945 г. достигла Зенфтенберга, 17 апреля – Хойерсверды [429]. Но вместо того чтобы, как предусматривал новый приказ группы армий, резко повернуть на восток, заняв оборонительные позиции у Козеля, к северо-западу от Гёрлица, Буняченко продолжил марш в южном направлении и 18 апреля достиг Каменца. Командующий группой армий, видимо, смирившись с этим самовольством, был теперь согласен и с дальнейшим маршем дивизии в Богемию, хотя указание фюрера от 1 февраля 1945 г., собственно, «запретило передислокацию туземных добровольцев славянской национальности в протекторат», чтобы предотвратить возможное братание с чехами [430]. Однако генерал-фельдмаршал Шёрнер, во всяком случае, потребовал погрузить подразделения в Радеберге под Дрезденом в железнодорожные вагоны. Но это, в свою очередь, ввиду растущей напряженности с немцами, ни в коей мере не входило в планы Буняченко, который уже при марше на Одерский фронт в марте опасался, что погрузка в вагоны приведет к потере сплоченности и боеспособности. Поэтому, прибыв 19 апреля в Радеберг и разбив свою штаб-квартиру в Уллерсдорфе, он отверг погрузку в вагоны под предлогом мнимой угрозы району погрузки со стороны противника. Дивизия, вопреки приказу, повернула на юго-запад и достигла 21 апреля передовыми частями, а 22 апреля своими основными силами Бад-Шандау.
Здесь Шёрнер предпринял новую попытку повернуть русских на восток, к фронту. Поскольку в группе армий больше не было особого доверия к майору Швеннингеру, которого упрекали в том, что он потерял свою независимость и находится под «сильным влиянием» Буняченко [431], Шёрнер 23 апреля велел в обход германской команды связи, через офицера связи майора Нойнера, напрямую доставить командиру дивизии приказ о сооружении и занятии оборонительного рубежа под Хайдой, севернее Бёмиш Лейпа [ныне соответственно Нови-Бор и Ческа-Липа, Чехия. – Прим. пер.]. Буняченко для вида согласился с этим и выразил также готовность 24 апреля в 17.00 самому приехать в Хайду с целью получения инструктажа о своей задаче от Шёрнера. Однако в указанное время вместо него появился командир разведывательного батальона майор Костенко, доложивший фельдмаршалу, который уже с трудом сдерживал себя, что его генерал, к своему большому сожалению, не смог прибыть лично, т. к. попал в автомобильную аварию. В действительности Буняченко использовал это время, чтобы предпринять шаг, решающий для жизни его дивизии. Он велел своим частям перейти мост через Эльбу у Бад-Шандау. Это событие в ночь с 23 на 24 апреля 1945 г. наглядно отображено подполковником Артемьевым [432]. Мост через Эльбу был уже подготовлен к взрыву и занят командой немецких саперов, которая отказала дивизии в переходе без разрешения. Командир дивизии, не сумев переубедить старшего из офицеров, велел выехать вперед колонне санитарных машин и попросил пропустить хотя бы раненых. Когда это было разрешено и был освобожден узкий проход, а санитарные машины въехали на мост, сразу же за ними последовали танки, кавалерия и дивизионная артиллерия, занявшая огневую позицию на противоположном берегу. В то время как подполковник Николаев, руководивший переправой у въезда на мост, еще вел переговоры с офицером из группы армий, который прибыл, чтобы приобрести ясность о намерениях дивизии и добиться ее возврата, колонны «упорядоченно и дисциплинированно» непрерывным потоком двигались по мосту. Ранним утром 24 апреля 1945 г. 1-я дивизия РОА оказалась на западном берегу Эльбы, пока что в относительной безопасности перед приближающейся Красной Армией, а также перед инсинуациями фельдмаршала Шёрнера. Говорят, что генерал-майор Буняченко тщетно пытался из Бад-Шандау установить связь с американскими войсками [433]. Во всяком случае, теперь, поскольку путь на запад был закрыт, дивизия двинулась через Эльбзандштайнгебирге [Эльбские Песчаниковые горы. – Прим. пер.]. В районе горы Хоэ-Шнееберг, западнее Течен [ныне соответственно Дечински-Снежник и Дечин, Чехия. – Прим. пер.] – Боденбаха, командир дивизии объявил двухдневный отдых. После полудня 26 апреля 1945 г. дивизионный штаб был извещен по радио, что на следующий день в штаб-квартиру дивизии в Шнееберге прибудет самолетом лично Шёрнер. Буняченко, который в гористой местности вблизи старой германско-чешской границы чувствовал себя довольно уверенно, на этот раз проявился со своей выигрышной стороны – не в последнюю очередь потому, что его запасы горючего и продовольствия подходили к концу и срочно требовали пополнения [434]. В указанное время утром 27 апреля 1945 г., когда офицеры дивизионного штаба явились для приветствия и была выстроена рота почетного караула с оркестром, чтобы отдать фельдмаршалу причитающиеся почести, вместо него из самолета вышел лишь начальник штаба группы армий генерал-лейтенант фон Натцмер, также «встреченный с большой помпой», который передал категорический приказ Шёрнера об отправке на фронт, на сей раз под Брюнн в Моравии [ныне Брно, Чехия. – Прим. пер.] [435]. Буняченко снова заявил о своем согласии, но в ходе последующей беседы еще раз отказался от погрузки в железнодорожные вагоны, с чем и примирился его собеседник. Генерал-лейтенант фон Натцмер отказался от своего требования, но вместо этого указал дивизии маршрут непосредственно в тылу группы армий и затем разрешил выдать горючее и продовольствие на неделю [436]. Все было, казалось, наконец-то урегулировано, соглашение достигнуто, и два генерала расстались, «заверив друг друга в своем уважении и почтении». Но видимость была обманчивой.
