Далее, верным признаком широкомасштабных наступательных планов являлись карты, которыми были оснащены части Красной Армии. Немецким войскам в разных местах приграничной территории, а также в более глубоком тылу попал в руки картографический материал, сориентированный далеко на запад, вглубь германской территории, и столь же обильные материалы с информацией о Германии. Такие картографические находки были обнаружены в Кобрине, Дубно, Гродно и во многих других местах. Еще в октябре 1941 г. 24-й танковый корпус захватил карту Литвы и Восточной Пруссии, «очевидно, оперативную разработку: наступление на Восточную Пруссию». Как доложил 48-й танковый корпус уже 1 июля 1941 г.,
[69]
в крепости Дубно нашлись «карты, упакованные на случай войны и подготовленные для раздачи дивизиям. Речь идет исключительно о картах, относящихся к территории на запад от границы Рейха, вплоть до района Кракова… Обнаружено также большое количество учебных заданий для штабных офицеров и текстов докладов о Германии». В одном неназванном учебном военном лагере, как отмечено в докладе о действиях 28-го армейского корпуса от 16 июля 1941 г., были «обнаружены моб. карты Красной Армии, отображающие исключительно Южную Литву, бывшие польские территории и части Восточной Пруссии. Эти карты вновь подкрепляют намерение Красной Армии напасть на Германский рейх».
[70]
23 июля 1941 г. капитан Бондарь, начальник штаба 739-го стрелкового полка 213-й стрелковой дивизии, также показал, что «Красная Армия настраивалась совсем не на оборону, а на наступление на генерал-губернаторство». Как и другим частям Красной Армии, его полку тоже были «уже розданы карты вплоть до Кракова». «Из-за неожиданного удара немцев все эти планы выброшены на свалку.» Такое оснащение Красной Армии картами действительно тем более подозрительно, что у советских войск сплошь и рядом недоставало военных карт, когда операции, вопреки ожиданиям, внезапно развернулись к востоку от германской границы, на собственной территории. Как показали надежные свидетели, например, полковник Любимов, начальник артиллерии 49-й танковой дивизии и многолетний преподаватель тактики в Артиллерийской академии в Москве, полковник Ованов,
[71]
начальник штаба 46-й стрелковой дивизии, майор Кононов, командир 436-го стрелкового полка 155-й стрелковой дивизии, а также столь же сильный характером, как и умный сын Сталина, старший лейтенант Джугашвили из 14-го гаубичного артиллерийского полка 14-й бронетанковой дивизии, нехватка карт в частях была действительно настолько острой, что из-за этого серьезно затруднялось ведение боевых действий. Недавно умерший ординарный профессор истории Восточной Европы в Майнцском университете д-р Готхольд Роде (Rhode), в свое время переводчик и Sonderführer (K) в штабе 8-й пехотной дивизии, 23 июня 1941 г. обнаружил в здании штаба 3-й советской армии в Гродно, как он отметил в своем дневнике, «в одном помещении кипы карт Восточной Пруссии, прекрасно напечатанных, масштабом 1:50000, намного лучших, чем наши собственные карты. Была охвачена вся территория Восточной Пруссии». Для чего Красной Армии, спрашивал он тогда, «сразу сотни экземпляров карт соседней страны?» «Непонятным остается одно, — писал Роде в наши дни, — если Сталин не хотел начать собственную наступательную войну уже в конце лета 1941 г., то зачем же он так наполнил мешок у Белостока дивизиями, которых для обороны было намного больше необходимого? Или он просто хотел предстать как тот, которого атаковали, на кого напали и который смог быстро нанести ответный удар, и просчитался только при определении соотношения сил?»
О советских наступательных планах говорит и тот факт, что военные игры, штабные учения и т. п. были принципиально наступательными и носили атакующий характер. Даже в масштабе дивизий, как сообщает 1-й офицер для поручений из 87-й стрелковой дивизии старший лейтенант Филипенко, обучались «почти исключительно наступлению при поддержке артиллерии и бронемашин», а «обороне — только изредка, не более, чем силами роты». 24 мая 1941 г. немецкая радиоразведка «несомненно» засекла на приграничной территории у Грудека учение с участием танковых частей «Нападение на страну N», под которой подразумевалась Германия. Подполковник Ковалев, в последний период — командир 223-й стрелковой дивизии и до мая слушатель военной академии в Москве, а также капитан Пугачев, 1-й офицер для поручений при штабе 11-го механизированного корпуса, сообщили о плановых играх в рамках армий, которые, правда, затрагивали лишь правый фланг (Западный фронт) советского наступательного фронта, но, тем не менее, уже давали представление о масштабах глубокой операции в соответствии с планом Генерального штаба от 15 мая 1941 г. Согласно Ковалеву, в московской военной академии проводились плановые игры по следующим «контрнаступлениям»: «От Ленинграда в направлении Хельсинки, с линии Гродно — Брест-Литовск в направлении Восточной Пруссии, на юге с Украины в направлении Варшава — Лодзь, с фланговым прикрытием Припятскими болотами и Карпатами». Еще более показательны данные Пугачева о плановой игре командующего Западным Особым военным округом с командующими армиями и командирами корпусов уже с 18 по 21 марта 1941 г.: «3-я армия имела задачу наступать через Августов на Сувалки. 4-я и 10-я армии имели задачу наступать на Варшаву и Лодзь. Эту задачу нужно было решить за 14 дней. Войска, размещенные в Литве, должны были удерживать границы с Восточной Пруссией и, когда южные армии выполнят перечисленные задачи, вступить в Восточную Пруссию». Как видно, основная идея плана Генерального штаба от 15 мая 1941 г. нашла свое отражение уже здесь.
Выдвижение главных сил Красной Армии к западу и государственной границе проводилось в строжайшей секретности, но его, конечно, нельзя было скрыть полностью. Немцам были неизвестны лишь подлинные масштабы того, что готовилось к востоку от германско-советской границы. Малополезную роль сыграло в этом отношении германское посольство в Москве, в особенности военный атташе генерал-лейтенант Кёстринг и военно-морской атташе капитан 1-го ранга фон Баумбах, которые оба проявили слабую информированность. Так, например, еще в марте 1941 г. Кёстринг считал специалиста по операциям с крупными танковыми соединениями генерала армии Жукова мало подходящим для поста «начальника Генерального штаба современной миллионной армии», поскольку полагал, что ему для этого «явно недостает умственных способностей» и он в остальном также проявил «относительно низкий уровень». Баумбах писал в Берлин дезориентирующие доклады, которые, видимо, побудили даже главнокомандующего ВМС гросс-адмирала, почетного д-ра Редера выступить перед Гитлером против Плана Барбаросса, так как он не мог усмотреть угрозы в Советском Союзе. Ведь Баумбах стремился внушить, что «военное отставание советских вооруженных сил от Германии» настолько велико, что даже при «самой напряженной беспрепятственной работе» его нельзя преодолеть и за годы. Потребуется, мол, по меньшей мере, десятилетие, «пока советские вооружения станут весомым фактором наряду с германским Вермахтом». Поэтому, гласил абсурдный вывод, Советский Союз даже при «продолжении нынешней войны в течение лет не в состоянии нанести удар в спину германской военной стратегии».
