Кто знаком с русской военной историей, тот знает о высоких качествах русских солдат, о не раз доказанной храбрости и стойкости русских воинов при нападении и особенно при защите своего отечества. В 1941 г. немцы во многом недооценили, сколь высокая мера любви к родине и отечеству исконно присуща русским людям и русским солдатам. В документах периода после начала войны действительно имеются бесчисленные примеры того, что советские солдаты, по каким бы мотивам то ни было, в некоторых местах, самоотверженно сопротивляясь, держались и сражались вплоть до своей гибели. Однако советская историография недопустимым образом обобщала такие случаи и, сознательно вводя в заблуждение, игнорировала все, что не соответствует пропагандистской картине советского героизма. Возникает ведь вопрос: какие же, собственно, мотивы должны были иметься у русских солдат и солдат других угнетенных народов Советского Союза, чтобы сражаться «до последнего патрона, до последней капли крови» за товарища Сталина и его террористический режим, причинивший им и их народам самые ужасные страдания и лишения?
Во всяком случае, сам Сталин, поначалу полный обманчивых ожиданий относительно силы и сплоченности Красной Армии и лишь через несколько дней пораженный парализующим шоком, не предавался иллюзиям по этому вопросу. Он верно связывал развал фронта не только с несостоятельностью командования, но и прежде всего с недостатком воли к борьбе у войск Красной Армии. И, чтобы вдохнуть в солдат «советский патриотизм» и вызвать тот настрой, который вплоть до наших дней характеризуется как «массовый героизм», для него существовал лишь один метод, который до сих пор всегда оправдывал себя и на котором зиждилась вся система его господства: использование высшей меры принуждения и террора в сочетании с разжиганием разнузданной пропагандистской кампании в целях политического воздействия. Когда он 3 июля 1941 г. впервые решился обратиться по радио к народам Советского Союза, он объявил с многократными повторами о том, чтó ему было нужно теперь. «Необходимо, далее, чтобы в наших рядах не было места нытикам и трусам, паникерам и дезертирам», — говорилось в этой первой военной речи. «Мы должны организовать беспощадную борьбу со всякими дезорганизаторами тыла, дезертирами, паникерами, распространителями слухов, уничтожать шпионов, диверсантов, вражеских парашютистов… Нужно немедленно предавать суду Военного Трибунала всех тех, кто своим паникерством и трусостью мешают делу обороны, невзирая на лица.» «Красная Армия, Красный Флот и все граждане Советского Союза должны отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови за наши города и села…» Руководящий аппарат Красной Армии немедленно воплотил эти намерения в приказы, которые не должны были больше оставлять солдатам иного выбора, как сражаться или умереть.
В первую очередь Главное управление политической пропаганды Красной Армии (ГУППКА) во главе с армейским комиссаром 1-го ранга Мехлисом теперь пустило в ход все средства, чтобы вдолбить «речь Вождя народов, председателя Государственного Комитета Обороны товарища Сталина, и наши задачи» в голову каждого «отдельного солдата».
[89]
В ряде директив и приказов, например, № 20 от 14 июля, № 081 от 15 июля 1941 г., и в других основополагающих указаниях были даны соответствующие лозунги. Все они выдвигались под девизом: защищать «каждую пядь советской земли», как гласила формула, «до последней капли крови», «до последнего дыхания». Самовольное «оставление позиции», «бегство с поля боя», «сдача в плен» были провозглашены нарушением «священной присяги», «изменой родине», «преступлением против твоего народа, советской Родины и правительства». «Дезорганизаторам, паникерам, трусам, дезертирам и распространителям провокационных слухов» среди «солдат, командиров (офицеров) и политработников» отныне грозили «безжалостная борьба», «жестокие» и «решительнейшие меры», «беспощадное» преследование.
Как конкретно это должно было осуществляться, было продемонстрировано, когда 26 июня 1941 г. в 131-й механизированной дивизии один красноармеец за невыполнение незначительного приказа был заколот штыком на виду у всех. «Так нужно поступать со всеми изменниками родины», — гласил призыв приказного характера. Командные структуры, равняясь на Главное политуправление, стали в целях всеобщего устрашения спешно выхватывать из массы производившихся теперь расстрелов отдельные случаи с указанием фамилий. Приказом № 1 войскам Юго-Западного фронта 6 июля 1941 г. было объявлено о расстреле солдат Игнатовского, Вергуна, Колибы и Адамова.
[90]
Командующий генерал-полковник Кирпонос, член Военного совета Михайлов, заместитель начальника штаба генерал Трутко угрожающе объявили: «В этот момент дезертиры, становящиеся предателями своих товарищей, забывающие данную ими присягу, заслуживают только одной участи — смертного приговора, презрения и удаления из наших рядов». Чистка шла и на Западном фронте после того, как нарком обороны, маршал Советского Союза Тимошенко в конце июня занял место арестованного командующего генерала армии Павлова. Уже приказ № 01 войскам Западного фронта от 6 июля 1941 г., подписанный совместно с членом Военного совета армейским комиссаром Мехлисом, должен был доводиться до всего командного состава вплоть до командиров взводов и послужить предостережением всем офицерам. Было объявлено, что капитан Сбиранник, военврач 2-го ранга Овчинников, военврач 2-го ранга Белявский, майор Дыкман, батальонный комиссар Крол и помощник начальника отдела фронтового штаба Беркович «за проявленную трусость» и измену передаются Военному трибуналу.
Приказ № 02 войскам Западного фронта, изданный на следующий день, 7 июля 1941 г., и также подписанный Тимошенко и Мехлисом, продолжил запугивание командного состава. Теперь «за невыполнение боевого приказа и предательство» Военному трибуналу был передан инспектор инженерных войск Красной Армии майор Уманец. Его проступок состоял в том, что он запоздал своевременно взорвать мосты через Березину у Борисова, который в результате попал в руки немцев. Этот приказ был объявлен всему командному составу Западного фронта вплоть до командиров взводов, как и таковым с Юго-Западного фронта, оказавшегося под угрозой, а также войскам НКВД. Тимошенко, в Военный совет которого, наряду с Мехлисом, вошел теперь и секретарь ЦК КП(б) Белоруссии Пономаренко, 8 июля 1941 г. издал приказ № 03 войскам Западного фронта, также предназначенный для устрашения, в котором объявлялось об осуждении Военным трибуналом командира 188-го зенитного полка полковника Галинского и командира батальона Церковникова.
[91]
«Преступные действия» обоих офицеров состояли не в чем ином, как в том, что немцам под Минском 26 июня 1941 г. в результате неожиданного удара удалось захватить часть военного имущества этого зенитного полка.
Беспощадные действия бывшего наркома обороны должны были послужить примером, и затем им всюду стали подражать командные структуры всех уровней, например, в 20-й армии генерал-лейтенанта Курочкина, который приказом № 04 от 16 июля 1941 г. оповестил все подразделения, что «за трусость и разжигание панических настроений» передал Военному трибуналу командира 34-го танкового полка подполковника Ляпина, командира батальона 33-го танкового полка старшего лейтенанта Пятина и заместителя командира разведывательного батальона 17-й танковой дивизии капитана Чуракова, что было равносильно смертному приговору. Маршалы Советского Союза Ворошилов и Буденный, разумеется, ни в чем не отставали от своего коллеги Тимошенко. И то же самое относилось к генералу армии Жукову, которого боялись в Красной Армии за его жестокость и который, будучи командующим Западным фронтом, 13 октября 1941 г. издал приказ о расстреле «трусов и паникеров» на месте. Военным трибуналам оставалось только гарантировать выполнение этого приказа. А командующий 43-й армией генерал-майор Голубев своим приказом № 0179 от 19 ноября 1941 г. пригрозил «убить как собак» всех «трусов».
