– Помогите шоферу, – негромко приказал Чистяков.
Водитель, напуганный не меньше интенданта, отделался ссадинами и ушибами. Снаряды загружали на самоходки и танки, «студебеккер» поставили на колеса и вытащили на буксире из опасного места.
Немецкие наблюдатели заметили движение в лесу. Послали несколько мин, которые взорвались в стороне. Теперь медлить было нельзя. Машины выходили на огневой рубеж, откуда хорошо просматривались дальнобойные орудия. Формально командовал комбат Болотов, но распределил цели и дал команду открыть огонь старший лейтенант Чистяков. Одновременно открыла огонь батарея Глущенко и вторая танковая рота.
Что происходило там, неизвестно, но первыми же выстрелами самоходки Чистякова накрыли одно из тяжелых орудий. Расчет другой 150-миллиметровки развернул ствол и послал ответный снаряд. Фугас поднял огромный столб земли, кувыркаясь, взлетел тополь, разламываясь в воздухе на куски.
Два тяжелых орудия были развернуты в сторону дороги. Угол горизонтального поворота составлял шестьдесят градусов, и вести огонь по самоходкам и танкам они пока не могли. Самоходки Глущенко и танковая рота стреляли, не высовываясь из-за лесистого бугра. Для дальнобойных орудий они были тоже недосягаемы.
Расчеты с помощью тягачей спешно поворачивали двенадцатитонные махины. Прикрывая орудия, ударили минометы. «Тридцатьчетверки» посылали осколочные снаряды, пытаясь вывести из строя орудийную прислугу и тягачи.
Очередной снаряд взорвался шагах в десяти от самоходной установки новичка Кузнецова. Машину встряхнуло, в броню ударило несколько крупных осколков. Лейтенанта сбросило с кресла, а наводчик, сделав выстрел, снова ловил цель.
Никита Кузнецов с трудом поднялся и приказал менять позицию.
– Сейчас врежу еще один фугас, тогда сменим, – отозвался припавший к прицелу старший сержант, который считал себя опытнее слишком ученого лейтенанта, еще не нюхавшего войны.
Сразу несколько 80-миллиметровых мин рванули возле самоходки. Три с половиной килограмма металла и взрывчатки не пробьют броню. Но одна из мин взорвалась едва не под днищем. Механика-водителя подбросило. Рвануло прямо под его ногами, броня вздрогнула и зазвенела от попаданий целого роя осколков. Матерясь, механик погнал машину, меняя позицию. Он опасался, что мина порвет гусеницу, а неподвижную самоходку добьют быстро, несмотря на толстую броню.
Внезапный огневой налет с фланга давал свои результаты. В туче пыли сверкнула вспышка. Чистяков или Авдеев достали второе тяжелое орудие.
Дымил один из тягачей, но обе полугусеничные машины уже развернули две оставшиеся пушки. Снаряды были в стволах, выстрелы ударили одновременно. В этой контрбатарейной стрельбе самоходки имели преимущество, постоянно меняя позиции. Но прицельность немецких дальнобойных пушек К-39 была значительно выше, а оптика более совершенная. Со стороны эта дуэль выглядела, словно кадры замедленного фильма.
Тяжелые орудия с обеих сторон делали 2–3 выстрела в минуту. На фоне их грохота трехдюймовые танковые пушки работали, как автоматы, выпуская снаряд за снарядом.
Два вступивших в бой орудия сразу изменили обстановку. Редкие, но мощные фонтаны взрывов взлетали, глуша своим грохотом экипажи машин.
Очередной немецкий фугас шарахнул в пяти шагах от самоходки Авдеева, разорвав гусеницу. Тяжелая зазубренная половинка фугасного стакана врезалась в борт с такой силой, что лопнул сварочный шов. Ощущение было, как от удара гигантского молота. Экипаж оглушило, а мелкие осколки треснувшей изнутри брони пробили голову и шею заряжающему.
Наводчик Коля Лагута невольно отодвинулся от окровавленного тела товарища. Помочь ему никто бы не смог. В составе брони наших танков и самоходок не хватало никеля для вязкости. Сильные удары вышибали целый сноп осколков, которые нередко оказывались смертельными для кого-то из экипажа.
Стреляную гильзу выбросил в открытый люк лейтенант Авдеев и загнал в ствол новый заряд.
– Не телись! – крикнул он наводчику. – Огонь!
Мина обрушилась на жалюзи «тридцатьчетверки» и разметала решетку. Двигатель задымил. Экипаж гнал поврежденную машину под деревья. Самоходка Авдеева с порванной гусеницей застыла на месте. От удара заглох двигатель, и механик пытался его запустить.
Видя, как выходят из строя дальнобойные орудия, а расчеты несут потери от осколочных снарядов «тридцатьчетверок», командир оборонительного узла вывел свой резерв – два штурмовых орудия «хетцер».
Точнее, они именовались «истребители танков» и название свое оправдывали. Приземистые, высотой чуть больше двух метров, «хетцеры» имели на вооружении 75-миллиметровую удлиненную пушку и лобовую броню толщиной шесть сантиметров.
Сразу оценив опасность, Чистяков крикнул по рации Болотову и Кузнецову:
– Сосредоточить огонь на немецких самоходках!
Затем переключился на Авдеева:
– Степан, уходи любым способом в укрытие.
– А ты подскажи, как? – прозвучало в ответ.
Мощный «зверобой», механик которого наконец запустил двигатель, сминая разорванную гусеницу, пытался рывками сползти в низину. Чистяков хорошо понимал, что такую цель немцы не упустят. Авдеев и прицелиться как следует не мог – слишком малым был угол поворота орудия.
Все же он вел огонь, не имея права по Уставу покидать машину с исправным вооружением. И его товарищ, командир батареи Саша Чистяков, не мог дать ему команду спасать себя и экипаж от неминуемой гибели.
Снаряд «хетцера» пробил башню «тридцатьчетверки», она вспыхнула через минуту. Успели выскочить двое. Немцы опасно пристрелялись, а «хетцер» вложил бронебойный снаряд в поврежденную машину Авдеева. Сноп искр брызнул из лобовой брони самоходки, там, где сидел механик-водитель. Машина задымила.
– Атакуем! – скомандовал в мегафон Чистяков и добавил, срываясь на крик: – Степан, мать твою, прыгайте!
Из отверстия в нижней части машины Авдеева выбивалось пламя. Лейтенант перевалился через край люка, следом выпрыгнул наводчик, Коля Лагута.
Трое ребят из экипажа остались в горевшей машине, контуженные или мертвые. Через минуту «зверобой» взорвался. Тяжелая пушка-гаубица уткнулась стволом в землю.
Крышу и боковые листы брони выгнуло, в некоторых местах разорвало по швам детонацией полутора десятка снарядов. Пламя хлестало через отверстия жгутами, выталкивая черный густой дым. Солярки в баках было много, она сжигала железо, тела погибших, землю вокруг боевой машины.
Заряжающий Вася Манихин, загоняя в казенник очередной снаряд, кричал Чистякову в ухо:
– Саня, двое спаслись. И Степка Авдеев среди них. Слышишь меня?
Наводчик Федор Хлебников тоже хотел что-то сказать, но его толкнул в плечо Чистяков.
– Немца видишь? Вон, правее. Бей в него.
Федор лихорадочно завертел ручку горизонтальной наводки. «Хетцер» на склоне холма прятался за кустами. Снаряд «тридцатьчетверки» скосил пучок кустов, другой отрикошетил от брони.
