Сам Рогожкин, проявив еще год назад трусость в бою, авторитетом не пользовался. А может, ему так казалось. Наградами обходили, имел всего лишь медаль, выше «лейтенанта» тоже не двигали. Сейчас ему хотелось рассказать старому приятелю, что он воевал наравне со всеми. Вчера уничтожил дот, разнес точным выстрелом немецкий бронетранспортер, а до этого раздавил две пушки.
Чистяков и Манихин слушали лейтенанта молча, а когда подошли к разбитой обгоревшей самоходке, Василий, не обращая на него внимания, заговорил с Чистяковым.
– Ты, командир, снаружи оставайся. Нечего там толпой делать. Я сам вытащу, что осталось.
И полез в люк, откуда шел стойкий дух жженой человеческой плоти и горелого металла.
– Я Степана хорошо знал. Мы с ним… – пытался продолжить разговор Рогожкин.
– Помолчи, Паша, – перебил его Чистяков, присаживаясь на землю. – И без тебя тошно.
Рогожкин обиделся и, сопя, закурил самокрутку. Вскоре послышался голос Манихина:
– Принимайте груз.
Мало что осталось от Степана Авдеева и сержанта-заряжающего. В две плащпалатки собрали ведра полтора золы, горку ломаных обгорелых костей, подошву от сапога. Рогожкин поднял с земли оплавившуюся звезду, в которой угадывался орден. Протянул Чистякову.
– Этот орден Красной Звезды Степану принадлежал. Считай, опознали.
Молча связали два тючка и отнесли к похоронщикам, которые уже отрыли просторную могилу. Сюда положили десантников, танкистов, самоходчиков. Останки некоторых сложили в такие же брезентовые или шинельные тючки.
Ремонтники заварили снарядную вмятину, заменили подкрылок. Залили горючее, получили снаряды, а с рассветом двинулись вперед.
На второй день вышли к реке Сан. Передовые части уже заняли несколько плацдармов на западном берегу. На один из них предстояло переправиться танкистам Полищука и остаткам полка Пантелеева.
Мост, длиной метров сорок, был полуразбит. По нему цепочкой перебегали пехотинцы, навьюченные боеприпасами. Некоторые несли на плечах снаряды к противотанковым пушкам. Саперы еще работали, но их вскоре отвели в прибрежный лес – слишком сильный обстрел продолжался из-за реки.
Все шесть самоходок стояли здесь же, метрах в двухстах от берега, немного поодаль располагались танкисты. Ждали, когда восстановят переправу. Никогда еще Чистяков не видел такого обезображенного, избитого леса. Вокруг не осталось ни одного целого дерева. Земля была усеяна срезанными ветвями, часть тополей и вязов стояли без верхушек. Некоторые рухнули от прямых попаданий. Обгоревшие черные сучки тянулись, как пальцы, к низкому облачному небу.
Сеял мелкий дождь, а ночью прошел хороший ливень. Только это и спасало крошево ветвей и древесины от пожара. Фосфорные снаряды с западного берега иногда падали вблизи самоходок. Но пламя быстро гасло, лишь шипела, выжигая мелкие плешины, фосфорная начинка. Ядовитый дым плыл над землей, вызывая сильный кашель.
Мокрыми бинтами и марлевыми повязками прикрывали рты, носы. Но если к дыму можно было привыкнуть, то снаряды разного калибра заставляли быть в постоянном напряжении. В основном доставалось переправе и берегу. Немцы делали все возможное, чтобы не дать восстановить мост.
Били и по лесу, зная, что людей и техники здесь хватает. Гаубичный снаряд калибра 105 миллиметров взорвался шагах в десяти от самоходки Чистякова. Сорвало остатки латаной-перелатаной маскировочной сети. На рубку, громыхая, свалилась крупная тополиная ветка.
Люки были закрыты. В соседней батарее мина угодила прямо в крышу самоходки. Пробить броню она бы не смогла, но по ушам экипажу ударило крепко. Изредка прилетали тяжелые снаряды 150-миллиметровых гаубиц. Это уже было посерьезнее. Прямое попадание могло закончиться плохо.
Очередной «чемодан» ахнул неподалеку. Взрыв встряхнул самоходку снизу. Манихина, пытавшегося подремать, подкинуло и ударило всем телом о металлический пол. Василий ругнулся и снова пристроился на бушлате.
Новый радист Михаил Гнатенко беспокойно шевелился в своем закутке.
– Спи, пока время есть, – сказал Иван Крылов. – Как попадет чушка, разбудим.
Впрочем, и сам механик чувствовал себя неуютно. Захлопнул приоткрытый люк, в машине сразу стало темно.
– Открой на четверть, – подал голос Федор Хлебников. – Или боишься, что в щелку снаряд залетит.
Иван, круглолицый, с носом-нашлепкой, тоже новый человек в экипаже, открыл люк и лихо сплюнул.
– Чего здесь-то бояться? Вот на том берегу узнаешь, почем груши продают.
Крылов промолчал, а бывалый наводчик продолжал рассуждать, загибая пальцы:
– Самое поганое на войне что? Бомбежка, вши, холодрыга зимой. Живым сгореть тоже неприятно. Но хуже плацдарма явления не существует. Клочок земли, а по нему день и ночь огонь ведут. Гаубицы, минометы, бомбы сыпятся. Я уже разок это на себе испытал.
– Попей водички, – оборвал словоохотливого наводчика Чистяков. – И успокойся.
– Я всегда спокойный, – гордо заявил Хлебников.
Вой тяжелого снаряда прервал его слова и заставил сжаться, как и всех остальных членов экипажа, хотя все понимали, что снаряд, который ты услышал, уже пролетел мимо. Снаряд, предназначенный тебе, услышать не успеешь.
– Тьфу, зараза, – не выдержав, поднялся со своей лежанки Вася Манихин. – Командир, давай пожуем, что ли? Еда от дурных мыслей отвлекает.
Горячего не предвиделось, кухня наверняка укатила в более спокойное место. Достали консервы, мятую буханку хлеба и сахар в газетном кульке. Хлебников бултыхнул фляжкой, вопросительно глянул на командира. Старший лейтенант и сам был не против выпить, но не знал, как долго продлится стоянка. Скорее всего, их перебросят на другое место, такой обстрел рано или поздно найдет свои цели. Перекусили без особого аппетита. Затем Чистяков надел танкошлем и сказал, что сходит к Пантелееву, узнать, как обстоят дела.
– Во-во, узнай, командир, – сказал Хлебников. – На переезде снаряды вокруг летали, и здесь не лучше.
– Маскировку обновите. Ты, Федор, за старшего.
Когда вылез наружу, из узкой защитной щели высунулись мокрые каски десантного взвода во главе с Олегом Пуховым. Впрочем, взвод лишь название – десантников осталось человек двенадцать на две машины.
– Не голодные? – спросил Чистяков.
– Перекусили. Чайку бы горячего.
– Костры разжигать запрещено. Немец по любому дыму бьет.
Но самый главный вопрос был, когда двинемся дальше. В этом гиблом лесу под снарядами долго не высидишь. Пока мимо проносило, а у танкистов снаряд угодил в «тридцатьчетверку», кто-то погиб.
– Пока переправу не восстановят, будем здесь находиться. А точнее скажет командир полка.
Подполковник Пантелеев разговаривал с кем-то по телефону. Жестом показал Чистякову на лавку у стола. Затем приказал адъютанту вызвать других командиров батарей.
