— Вы уверены в старине Пончике, сэр? — схватив его за рукав, уточнил Колон.
— А ты ему доверяешь? — спросил Ваймс.
— Пончику? Конечно же, нет!
— Правильно. Ему нельзя верить, поэтому ему никто не доверяет. Так что все нормально. Но я собственными глазами видел, как он выходил лошадь, про которую сказали, что она годится только на колбасу. Коновал должен делать свою работу, Фред, иначе у него будут большие проблемы.
И это было чистой правдой. Когда обычный, человеческий доктор после долгих кровопускательных процедур вдруг обнаруживает, что его пациент наконец не выдержал и скончался, он разводит руками и говорит: «Ну что поделаешь, на все воля божья, с вас тридцать долларов». И спокойненько себе уходит. Это все потому, что человеческая жизнь почти ничего не стоит. А хорошая скаковая лошадь, со своей стороны, может стоить все двадцать тысяч долларов. И доктору, который позволит лошади слишком быстро отбыть на бескрайние небесные пастбища, лучше не гулять потом по темным улочкам. Иначе одним прекрасным вечером он услышит за своей спиной: «Господин Хризопраз ОЧЕНЬ РАССТРОЕН», после чего этому самому доктору весьма доходчиво продемонстрируют, что жизнь полна несчастных случаев.
— Никто не знает, где капитан Моркоу и Ангва, — сказал Колон. — У них сегодня выходной. Шнобби также не могут найти.
— Ну, хоть одно приятное известие…
— Дзынь-дзынь, дзынь-подзынь, — послышался голос из кармана Ваймса.
Он вытащил маленький органайзер и поднял крышку.
— Да?
— Э… ровно полдень, — сказал бесенок. — Обед с госпожой Сибиллой.
Возвестив это, бесенок с подозрением уставился на лица Ваймса и Колона.
— Э-э… я надеюсь, у вас все нормально? — осведомился он.
Шельма Задранец вытер лоб.
— Командор Ваймс прав. Очень похоже на мышьяк, — промолвил он. — Вы только посмотрите на цвет его лица.
— Дрянное дело, — признал Джимми Пончик. — Но еще такое бывает, когда ешь то, на чем спишь. За ним могли не углядеть?
— Все простыни на месте — таким образом, я думаю, этот вариант отпадает.
— А как он мочится?
— Э. Мне кажется, нормальным образом.
Пончик всосал воздух через зубы. У него были замечательные зубы. В том смысле, что их сразу в нем замечали. Они были цвета внутренней поверхности немытого чайника.
— Прогуляйте его по кругу на спущенных вожжах, — посоветовал он.
Патриций открыл глаза.
— А ты точно доктор? — поинтересовался он.
Джимми Пончик ответил ему неуверенным взглядом. Он не привык к пациентам, которые умеют разговаривать.
— Ну да… И у меня много клиентов, — сказал он.
— Правда? Я могу быстро исправить эту проблему, — огрызнулся патриций.
Он попытался подняться и снова опрокинулся на кровать.
— Я подготовлю микстуру, — пробормотал Джимми Пончик, потихоньку отступая. — Зажимаете ему нос и вливаете в горло дважды в день. И никакого овса.
И он торопливо отбыл, оставив Шельму наедине с патрицием.
Капрал Задранец оглядел комнату. Ваймс не был особо щедр насчет инструкций. «Я уверен, что это не пробовальщики еды, — сказал он. — Они знают, что их могут заставить съесть всю тарелку. Но все равно, Детрит допросит их. Тебе лишь надо узнать, КАК. А я потом выясню, КТО.
Если яд попадает не с едой или питьем, то что остается? Яд можно рассыпать по подушке, чтобы человек его вдохнул, или налить в ухо, пока твоя жертва спит. А еще яд может попасть на пальцы при прочтении какой-то книги. А можно подкинуть в комнату какое-нибудь ядовитое насекомое…
Патриций шевельнулся и посмотрел на Шельму влажными, покрасневшими глазами.
— Скажи, юноша, ты стражник?
— Э… Совсем недавно им стал, сэр.
— Ты чертовски похож на гнома.
Шельма не стал отвечать. Отрицать было бесполезно. Каким-то образом люди распознавали гномов с первого взгляда.
— Мышьяк — очень популярный яд, — сказал патриций. — Сотни способов использования. Алмазная пыль была в моде несколько веков, несмотря на то что она по сути своей бесполезна. Огромные пауки — также, по некоторым причинам. Ртуть — это для терпеливых, а серная кислота — для тех, кто ждать не любит. У белены есть свои последователи. Много чего можно сделать с экстрактами из секреций кое-каких животных. Жидкости, извлеченные из гусеницы квантовой бабочки, превращают человека в бесполезную куклу. Но мы все же возвращаемся к мышьяку, как к старому доброму другу…
Голос патриция становился все более сонливым:
— Не так ли, юный Витинари? Да, сэр, конечно. Правильно. Но где мы его спрячем, ведь искать будут все? Там, где будут искать в последнюю очередь, сэр. Неправильно. Глупо. Мы спрячем его там, где искать не будут вообще…
Голос стал совсем неразборчивым.
«Постельное белье, — подумал Шельма. — Даже одежда. Сквозь кожу, медленно…»
Шельма забарабанил в дверь. Открыл какой-то стражник.
— Срочно подготовьте другую кровать!
— Что?
— Другую кровать! Возьмите где хотите. И принесите постельное белье.
Он посмотрел на пол. На полу был только маленький ковер. И все равно, в спальне, где люди ходят босиком…
— Унесите ковер и принесите другой. Так, что еще?
В комнату вошел Детрит, кивнул Шельме и внимательно оглядел комнату. В конце концов он взял один табурет.
— Этот сойдет, — сказал он. — Если потребуется, я могу прибить к нему спинку.
— Что? — удивился Шельма.
— Старине Пончику понадобился образец стула патриция, — уже выходя из комнаты, бросил Детрит.
Шельма открыл было рот, чтобы остановить тролля, но потом пожал плечами. Все равно, чем меньше мебели в комнате, тем лучше…
И если так подумать, не мешало бы ободрать со стен обои.
Ваймс тупо смотрел в окно.
Витинари не держал телохранителей. Правда, он прибегал — и пока что еще прибегает — к услугам пробовальщиков еды, но это обычная практика. У Витинари был собственный подход. Пробовальщикам хорошо платили, их содержали, и все они были сыновьями шеф-повара. Но по большому счету защищало его то, что для всех он был чуть более полезен живым, чем мертвым. Большие сильные Гильдии не любили его, однако в роли хозяина Продолговатого кабинета они предпочитали видеть именно его, а не кого-то из своих соперников. Кроме того, лорд Витинари олицетворял стабильность; именно он открыл простую и гениальную вещь: в стабильности люди нуждаются куда больше, нежели в чем-либо еще.
Однажды в этом самом кабинете, стоя у этого самого окна, патриций сказал Ваймсу: «Они думают, что хотят хорошего правительства и справедливости для всех, но, Ваймс, чего на самом деле они жаждут в глубине своих душ? Только того, что все будет идти нормально и завтра ничего не изменится».
