Английские солдаты, гордившиеся своими действиями у Монса, с горечью принимали постоянное отступление. Желание их командующего избежать обходного маневра фон Клюка было настолько велико, что он не давал войскам передышки. Солдаты брели под палящим солнцем, страдая от недоедания и недосыпания, стоя засыпали на привалах. Корпус Смит-Дорриена с самого начала отступления из-под Монса вел арьергардные бои, и, хотя Клюку удавалось обстреливать отступавших англичан из орудий, немцы не могли догнать их.
Считая англичан особенно опытными «из-за их малых войн», немцы непрестанно жаловались, что англичане «прекрасно знали все секреты войны» и на второй день сражения под Монсом «опять бесследно исчезли».
Под давлением противника некоторые английские части вынуждены были отступать в непредвиденных направлениях. Пытаясь снабдить их продовольствием, генерал Робертсон, главный интендант, выслужившийся из рядовых, приказал, чтобы запасы для них складывались у перекрестков. Некоторые так и остались там. Донесения об этих складах продовольствия утвердили германский Генеральный штаб в мнении, что противник беспорядочно отступает.
Когда к вечеру двадцать пятого августа англичане достигли Ле-Като, ближайший корпус Ланрезака вышел на свои позиции на одном уровне с ними. Сэр Джон, однако, считая, что «опрометчивое» отступление Ланрезака предало его, был настроен больше на него не полагаться.
Ланрезак, пожалуй, больше, чем враг, казался ему причиной всех неудач, и, сообщая Китченеру о нежелании своих войск отступать, он писал: «Я объясню им, что причина этого — действия наших союзников».
Он отдал приказ продолжать отступление к Сен-Квентину и Нуайону. У Сен-Квентина, находящегося в 110 километрах от Парижа, дорожные указатели уже сообщали расстояние до столицы.
Во второй половине дня двадцать пятого августа, когда Смит-Дорриен прибыл в Ле-Като несколькими часами раньше своих войск и начал разыскивать главнокомандующего, выяснилось, что Френч уже уехал. Остался пока только сэр Арчибальд Мэррэй, трудолюбивый начальник штаба. Обычно спокойный, уравновешенный и внимательный, прямая противоположность своему начальнику, он являлся хорошим дополнением Френчу, когда тот находился в возбужденном состоянии, но поскольку по натуре Мэррэй был осторожным и пессимистичным, это постоянно передавалось Френчу. Усталый от перенапряжения и множества работы, Мэррэй не мог ничего сообщить Смит-Дорриену о местонахождении корпуса Хейга, который в ту ночь должен был разместиться в Ландриси, в восемнадцати километрах к востоку от Ле-Като.
Когда войска Хейга входили в Ландреси, они столкнулись на дороге с воинской частью. Солдаты были одеты во французскую форму, и офицер говорил по-французски. Неожиданно они «без всякого предупреждения бросились в штыки». Оказалось, что это были солдаты IV корпуса Клюка, намеревавшиеся, как и англичане, провести ночь в Ландреси. В этой стычке с каждой стороны участвовало по два полка и по артиллерийской батарее, но Хейг из-за постоянного напряжения к темноты решил, что отражает «серьезное наступление», и I телефонировал в штаб, прося «прислать помощь… Положение очень критическое».
Получив подобное донесение от хладнокровного Хейга, Френчу и его штабу ничего другого не оставалось, как предположить, что I корпус находился в чрезвычайной опасности.
Мэррэй, присоединившийся к главному штабу в Сен-Квентине, изучал за столом карту, когда адъютант принес телеграмму. Через секунду другой офицер обнаружил, что Мэррэй в обмороке. Сэр Джон был поражен не меньше — с неустойчивым настроением, чувствительный к настроениям других, он долго находился под влиянием этого сдержанного и образцового офицера, который командовал I корпусом. В 1899 году Хейг одолжил Френчу 2000 фунтов стерлингов, чтобы тот расплатился с кредиторами, иначе ему пришлось бы распроститься с армией.
Теперь, когда Хейг просил помощи, Френч немедленно усмотрел в этом обход или еще хуже — прорыв противника между I и II корпусами. Предполагая худшее, главный штаб отдал приказ, изменивший направление отступления корпуса Хейга на следующий день с юго-восточного на южное. В результате этого корпус двинулся по другому берегу У азы, контакт с корпусом Смит-Дорриена был утерян и восстановлен только лишь через семь дней.
Преувеличенная и поспешная оценка Хейгом стычки у Ландреси не только вызвала разделение английских сил, но и имела куда большие последствия. Она усугубила тревогу впечатлительного командующего до такой степени, что он еще более укрепился в намерении вывести английскую армию из тяжелого положения, сделав себя еще более уязвимым для последующего удара. В тот момент, когда суматошная ночь двадцать пятого августа уступала место рассвету, Смит-Дорриен прислал сообщение: противник слишком близко подошел ко II корпусу, ему придется остановиться и принять бой у Ле-Като. Пораженный главный штаб считал его уже погибшим.
А случилось вот что. Генерал Алленби, командир кавалерийской дивизии, находившейся на фланге Смит-Дорриена, ночью обнаружил, что холмы и высоты, которые он должен был занять, чтобы прикрыть отступление на следующий день, уже заняты противником. Не имея возможности связаться с главным штабом, он в два часа утра прибыл к Дорриену для консультации. Алленби доложил, что враг изготовился к нападению и наверняка атакует на рассвете. Если II корпус «немедленно и в темноте не уйдет», он будет вынужден начать бой вместо марша. Смит-Дорриен собрал дивизионных командиров, сообщивших, что некоторые подразделения еще подходят, отставшие солдаты разыскивают свои части, все сильно измотаны. Они добавили также, что дороги забиты обозами и беженцами, а в некоторых местах сильно размыты ливнем.
В маленькой комнате воцарилось молчание. Немедленно отправиться было невозможно, а остаться на месте и принять бой означало не подчиниться приказу. Поскольку телефонной связи с главным штабом не было, командир корпуса должен был решать сам. Повернувшись к Алленби, Смит-Дорриен спросил, будет ли тот подчиняться его приказам. Алленби ответил утвердительно.
«Решено, господа, мы будем драться», — объявил Смит-Дорриен, добавив, что попросит генерала Сноу, командира только что прибывшей 4-й дивизии, поступить под его командование. Донесение с изложением принятого решения было отправлено на автомашине в главный штаб, где вызвало ужас в пять часов утра.
Генри Вильсон, такой же импульсивный, как и Мессими, кинулся в другую крайность — пораженчество. Когда наступательный план, составителем которого он был с английской стороны, рухнул, он рухнул вместе с ним. По крайней мере, временно, что весьма сказалось на его начальнике, находившемся под его значительным влиянием. Несмотря на то что он долго не мог оставаться угнетенным и был единственным, кто поддерживал дух штаба в последующие дни, он был убежден в грядущей беде и, возможно, чувствовал себя виновным.
Немедленно был отправлен посыльный на мотоцикле, чтобы вызвать Смит-Дорриена к ближайшему телефону.
«Если вы останетесь на месте и будете сражаться, то повторится новый Седан», — передал ему Вильсон.
Находясь на расстоянии сорока двух километров от опасности, он пытался убедить Смит-Дорриена, что она не может быть особенно велика, поскольку «немцы, дерущиеся с Хейгом, не могут драться с вами». Смит-Дорриен терпеливо еще раз объяснил обстановку и добавил, что в любом случае уже невозможно оторваться от противника, так как бой уже начался и он слышит орудийную стрельбу.
