Мы продвигались по гористой местности. Это был район Восточных Карпат, далее начиналась Трансильвания. Ехали почти без остановок. Здесь оборонялись немецкие, венгерские и отдельные румынские части.
О характере напряженных боев свидетельствовали сгоревшие танки, самоходки (в основном наши), много трупов. Затем перемахнули через проломленную линию обороны. Среди перепаханной земли торчали сплющенные вражеские орудия, взорванные доты, а трупы в основном были вражеские. Выделялись своими касками со штампованными гербами румынские солдаты. Куртки цвета хаки, странные башмаки с отворотами-голенищами, валялось брошенное оружие.
Впрочем, румын среди убитых было относительно немного. Большинство из них уже разбежались или сдались в плен. Зато ожесточенное сопротивление оказывали венгры, самые верные союзники Гитлера, воевавшие с нами с июня 1941 года. Мы часто недооценивали их. Но, глядя на траншеи, где рослые артиллеристы застыли возле разбитых орудий, было ясно, что венгры дрались отчаянно. Они не хотели пускать наши войска в свою страну, а немцы часто оставляли венгерские батальоны и батареи для прикрытия своего отхода.
Самолеты шли в основном наши. Высоко в небе звеньями медленно плыли бомбардировщики в сопровождении истребителей. Над головой отдельными группами на бреющем полете с ревом проносились знаменитые штурмовики Ил-2. Мы вставали, махали пилотками, приветствуя летчиков. Даем фрицам жару! Но не следует забывать, что Румыния являлась в то время главным поставщиком горючего для вермахта. Поэтому и сопротивление было сильное. У меня на глазах на шестерку «илов» свалилась сверху пара «Фокке-Вульфов-190». Эти истребители имели сильное вооружение: четыре пушки и пулеметы. Все происходило недалеко от нас, и я отчетливо видел происходившее.
Огненные трассы прошили два штурмовика. Один Ил-2 сразу пошел в пике (наверное, погиб пилот) и врезался в камни. Огненный шар и столб дыма поднялись метров на сто, второй штурмовик хотя и дымил, но протянул еще немного. В отчаянной попытке спасти экипаж летчик стал набирать высоту, видимо надеясь воспользоваться парашютами. Стрелок, откинув колпак, уже карабкался из кабины, но тяжелый Ил-2 сорвался в штопор и тоже взорвался.
Как мы кричали и орали! А «фокке-вульфы» попытались повторить успех. Их встретили огнем крупнокалиберных пулеметов стрелки штурмовиков, и атака немцам не удалась. Оба истребителя взмыли вверх и исчезли. Это был первый воздушный бой, который я видел своими глазами. Сразу возникал вопрос: «Почему неуклюжие Ил-2 шли без прикрытия?»
Пустой вопрос. А почему вся наша колонна идет без защиты? Вместе с нами двигались не меньше двух десятков грузовиков с солдатами, везли орудия на прицепах. Единственной защитой от немецких самолетов были «Дегтяревы», установленные на кабинах. Но немцам, наверное, было не до нас. Бомбежек мы избежали и вскоре выгрузились в лесу, на склоне огромной горы.
От тряски и бессонной ночи люди вымотались и сразу заснули. Охраняли спящих офицеры и сержанты, время от времени меняясь. Линии фронта, траншей видно не было. Рядом с нами располагался стрелковый батальон с батареей орудий ЗИС-З.
Где немцы, где наши – непонятно! Стрельба доносилась и спереди, и с флангов, но довольно далеко. Да и какой здесь фронт? Извилистая каменистая дорога, горы, скалы и уходящие вглубь ущелья. Полевые кухни приготовили макароны с тушенкой. Повара будили бойцов:
– Вставайте, макароны слипнутся!
Люди вставали с трудом, руганью:
– В заднице у тебя слипнется!
Кто-то узнавал, дадут ли водку. Оказалось, что нет. Опять бурчание, но, с другой стороны, не предвидится атаки. Перед атакой водку давали всегда. Уселись завтракать. Как на курорте. Воздух свежий, чистый, запах хвои, вода из родника ледяная, прозрачная. Никто нас пока не тревожил, если не считать того, что приказали почистить оружие, запылившееся в дороге.
Прошли танки и самоходки с десантом на броне. Машин было много, не меньше полусотни. Мотоциклы разведки, бронетранспортеры. Видимо, двигалась целая бригада. Федор Бульба, пристроившись поспать, пробурчал вслед:
– Вот и воюйте. Броня, пушки. Не все время нас подставлять.
Тимарь приказал из лесу носа не показывать и ждать дальнейших распоряжений. Я тоже поспал часа три, затем почистил свой автомат. Разбудил ординарца, и пошли вместе умыться и простирнуть гимнастерки в ручье.
Ординарец у меня был новый. Такой же молодой парень, как и Савельев, которому в бою за бетонный завод оторвало кисть руки. Жалко парнишку, но можно считать, ему повезло. Из тех развалин мало кто выполз. Меня осколками нашпиговало, Пете Фалину пробило навылет легкое. Перед нынешним наступлением Тимарь, глядя на худого желтого лейтенанта, снова попытался настоять насчет отправки в санбат.
– Егорыч, – с досадой отозвался Петя. – Ну, был уже разговор, хватит. Какой у меня авторитет будет, если после госпиталя снова лечиться уйду? Да еще перед боем. Здесь воздух хороший, горный. Вылечусь!
Своего нового ординарца я часто в шутку называл Иван Иваныч. Парень обижался:
– Ну, хватит вам смеяться, товарищ старший лейтенант! Ни к чему меня по имени-отчеству величать. А то загоржусь.
Не помню, из каких мест его призвали, где работал или учился. Просто остался в памяти одним из бесконечного ряда простых русских ребят, с кем вместе шли через войну. Искупались, постирали кое-что из одежды, что быстрее сохнет, растянулись на солнышке.
– Отец где сейчас? – спросил я ординарца.
– Он у меня хромой. От службы освобожден, в колхозе конюхом работает.
– В финскую войну ногу покалечило?
– Нет, – засмеялся ординарец. – Еще молодой, спьяну с лошади свалился. А вы много фашистов побили, товарищ старший лейтенант?
– Может, двадцать, может, побольше.
– Ух ты, целый взвод.
– А ты девчонок целовал? – свернул я разговор на мирную тему.
– Конечно. И за грудь трогал. Это у нас в селе позволяют, а что другое – ни в какую. После свадьбы простыню напоказ вывешивают. Родители строго следят.
– А постоянная подружка есть?
– Целых две. Обе письма пишут, надеются, что женюсь. А мне другая нравится. Правда, она кочевряжится, но после войны, когда в форме да с медалями приду, куда она денется!
– А чего ж ты тем двоим головы морочишь?
– Так она же мне не пишет. А у солдата обязательно девчонка должна быть. Вот я им и шлю ответы. Жениться-то не обещаю.
Когда вещи подсохли, вернулись в роту. Полевые кухни торопились накормить бойцов впрок. Мы тоже взялись за ячневую кашу с тушенкой. Масло, полученное мною на офицерский дополнительный паек, я разложил по котелкам ординарцу, Матвею Осину, бойцам, которые сидели поближе.
– Такую кашу с маслом есть можно, – облизывая ложку, сказал Иван.
Потом рота чистила оружие, я проверил, как набивают диски к ручным пулеметам. Потом раздались шум, крик, я пошел к обрыву. Бойцы, топтавшиеся на краю, сообщили, что свалился мотоциклист. Торопился, стал делать обгон и полетел вниз.
