– На помощь пришел, старшой?
– Точно. Ну, как, минами не пахнет?
Сержант усмехнулся:
– А они не пахнут. Сразу взрываются, если рот разинешь. Пока нормально, кроме козьих копыт, других следов не видно. Возможно, здесь и людей давно не бывало.
Ущелье постепенно сжималось, а высоту обрыва я мог определить лишь приблизительно. Метров сто, может, больше. За одними уступами возникали другие, некоторые торчали, перекрывая едва не половину ущелья. Заложат фрицы взрывчатку, ахнут, и конец нам. Наверное, такие мысли возникли не только у меня. Иван Иваныч, мой щуплый ординарец, жался ближе ко мне, а Матвей Осин, сплюнув, заявил:
– Вот чего не люблю, так это всякие скалы и камни. Козы да нечистая сила водятся.
Впереди ахали приглушенные орудийные взрывы, раздавалась пулеметная трескотня. Глядя, что многие бойцы держат пальцы на спусковых крючках, приказал командирам отделений проследить, чтобы все оружие поставили на предохранители и не трогали спусковые крючки. Если и был смысл в нашем походе по глухому ущелью, то рассчитан он был на внезапность.
Правый берег, по которому мы шли, стал совсем узким, речка билась у самых ног. Пришел один из разведчиков и доложил, что надо перебираться на левый берег, справа поток несется вплотную к обрыву. Начали переправу. Вот когда я понял, чем горнострелковые части отличаются от нас, штрафников-пехоты. Благополучно перебрались трое разведчиков во главе с ловким и поворотливым сержантом Фадеем Шестаковым. Четвертый боец застрял посреди речки, взмахнул руками и крикнул:
– Тону!
– Быстрее вперед, здесь глубина по пояс, – пока я успел это проговорить, боец погрузился еще глубже и орал, не переставая:
– Тянеть! Камни вниз тянуть… Спасите!
Я понял, у ног замешкавшегося бойца поток стремительно вымывает мелкие камни, и он погружается в образовавшуюся яму. Приказал быстро обвязать его веревкой, но ничего не получалось, хотя тянули сразу двое. Шестаков снова полез в воду, рванул застрявшего бойца. Сержант выдернул разведчика из каменной воронки. Но тот не удержал равновесия и, вцепившись в Фадея, пытался встать. Не получилось. Поток подхватил обоих.
Двое ребят, тянувшие веревку, не решались ее выпустить из рук. Их тоже сбило с ног и потащило быстрым течением. Одного сразу ударило о камень, и он исчез в пенистой струе. Чертов ручей имел ширину метров шесть, но подступиться к попавшим в беду ребятам было невозможно.
Матвей Осин бежал вниз по течению, крича:
– Хватайте их! Быстрее!
Помочь бойцам могли люди, шедшие следом. Большинство не сообразили, что делать. Да и не были мы готовы к подобной ситуации. Километровый Днепр форсировали, а здесь какой-то ручей. Не какой-то, а горный!
Шестаков, молодец, все же вытащил своего разведчика. Двоих бойцов утащило потоком. По всей видимости, тела разбило о камни, и они утонули. Еще один боец, споткнувшись, сломал три пальца на руке, второй разбил голову. Вернулись ребята, пытавшиеся найти тела. Развели руками.
– Расколошматило…
– Разве найдешь!
– Может, на берег выбросило? Покалечило…
– Нет, из такой стремнины живым не выберешься.
Бульба перевязал обоих пострадавших, сказал, что у разведчика сотрясение мозга. Пусть отлежится часок, а затем вместе с «беспалым» добирается к нашим. Капитан Бутов стал расспрашивать у фельдшера, могли выжить двое пропавших бойцов или нет.
– Я не господь бог, – пробурчал старшина. – Откуда мне знать? Потонули ребята, не видите, что ли.
– Оружие утерянное есть?
Этот вопрос был адресован мне. Я не считал, сколько стволов утопили, да и какая разница. Ответил Фадей Шестаков:
– Автомат и две винтовки утопили.
Он стоял голый и с помощью бойцов выжимал одежду.
– Ну, как же так неосторожно? – причитал Бутов. – Не успели выйти, а уже двое без вести пропавших и двое покалеченных, потерянное оружие. И патроны потеряли?
– Так точно, – ответил Шестаков, разглядывая синяки на белой, покрытой от холода пупырышками коже. —
Триста двенадцать штук. Пантелеич, налей сто граммов. Вода как лед.
Налили Шестакову и остальным искупавшимся. Бутов что-то записывал в свой блокнот. Обеспокоенный пропажей без вести двух бойцов, он даже не заметил издевки, когда Шестаков отвечал ему про патроны. Кто их считал? Триста или пятьсот…
– Слушай, Буканов, ты этих двоих как запишешь? – озабоченно спросил капитан. – Погибшими или без вести пропавшими?
Меня неприятно задели пренебрежительные слова «этих двоих». Они были не «эти», а мои бойцы, подчиненные, с которыми вместе шел в бой.
– Вы сначала доживите до подачи донесения, товарищ капитан, – едко заметил я. – Очень возможно, что списки погибших не вы и не я подавать будем.
– А кто? – удивился агитатор.
Кем он прокантовался всю войну, если задает такие дурацкие вопросы? Кажется, в политотделе дивизии, где занимался всем подряд – от художественной самодеятельности до организации застолий. Его не обижали. Бутов, наверное, закончил бы войну подполковником или кем повыше. Но в верноподданническом пылу капитан, поднимая тост за Верховного, долго желал ему здоровья, говорил, что без него мы ничто, должны все его беречь, и если, не дай бог, что-то случится…
Этого «не дай бог» Бутову не простили, и капитан загремел с уютной штабной должности на передовую. И не куда-нибудь, а в штрафную роту… на укрепление кадров.
Глядя на него, я не мог избавиться от мысли, что, проведя всю войну вдали от передовой, ночуя постоянно в тепле, на койке с одеялом и обедая в настоящей столовой, он превратился из офицера в заурядного чиновника.
И мозги у капитана Бутова повернулись в непонятную сторону, учитывая немереное количество водки, которое употребил Борис Семенович, даже сейчас потихоньку отхлебывая из фляжки. Дурь он гнал изрядную. Например, про утерянные патроны, когда погибли двое бойцов, а двое покалечились.
Вместе с командирами отделений мы переправляли взвод на другой берег. Как ни осторожно действовали, но еще один боец сильно ударился коленом и выбыл из строя. Я подозревал, что он поскользнулся нарочно, но разбираться времени не было.
Двинулись дальше.
Мне и позже доведется воевать в горах, но этот переход через мрачное узкое ущелье запомнится надолго. Мы двигались по узкой каменистой полосе. Зевнешь, шагнешь вправо – и вот она речка, ставшая совсем узкой и стремительной, как струя из огромной трубы.
У командира пулеметного расчета вывернулся из-под ног камень. Тяжелый ствол на плече шатнул тело, и сержант полетел вниз. Мы не носили каски, и отчетливо услышали треск пробитого о валун черепа. Тело мгновенно скрылось в воде. На верхушке валуна несколько секунд темнело кровяное пятно, затем вода слизнула его. Кто-то ахнул, лезли смотреть, но Осин и Шестаков подгоняли людей.
