– ПИСК.
– Ну ничего себе! – Запрыгав, ворон закатил глаза. – Эй, да ведь она еще не успела окоченеть!
Смерть Крыс с довольным видом похлопал его по крылу.
– ПИСК ИИСК. ИИСК-ПИСК…
– Спасибо. И тебе того же…
Очень-очень далеко и очень-очень давно открылась дверь внутри некой лавки. Это маленький игрушечных дел мастер поспешно выскочил из своей маленькой мастерской. Выскочил и вздрогнул. «Бледный как Смерть», – невольно подумал он, даже не подозревая, насколько прав.
– У ТЕБЯ В ВИТРИНЕ ВЫСТАВЛЕНА БОЛЬШАЯ ДЕРЕВЯННАЯ ЛОШАДЬ, – сказал покупатель.
– А, да-да-да. – Хозяин лавки принялся нервно крутить в руках очки в квадратной оправе. Его крайне беспокоило то, что он не слышал колокольчика, висящего на двери. – Но, боюсь, она не продается, сделана специально по заказу лорда…
– НЕТ. ЕЕ КУПЛЮ Я.
– Но, вы понимаете…
– ЗДЕСЬ ЕСТЬ ЕЩЕ ИГРУШКИ?
– Да, конечно, но…
– ЗНАЧИТ, Я ЗАБЕРУ ЛОШАДЬ. СКОЛЬКО ЗАПЛАТИЛА БЫ ТЕБЕ ЭТА СВЕТЛОСТЬ?
– Э-э… мы договорились на двенадцать долларов, но…
– Я ДАМ ТЕБЕ ПЯТЬДЕСЯТ.
Алчность быстренько вывернула руки протесту и выставила его за дверь. Ну разумеется, тут и в самом деле было еще очень много игрушек. «А этот покупатель, – подумал игрушечных дел мастер с поразительной прозорливостью, – очень не любит слышать „нет“ на свой вопрос. Судя по всему, он и вопросами редко себя утруждает. Лорд Силачия, конечно, рассердится, но его сейчас здесь нет, а незнакомец, с другой стороны, есть. Причем непонятно, как он тут появился».
– Э… учитывая сложившиеся обстоятельства… э… вам ее завернуть?
– НЕТ. ЗАБЕРУ ТАК, КАК ЕСТЬ. СПАСИБО. Я ВЫЙДУ ЧЕРЕЗ ЧЕРНЫЙ ХОД, ЕСЛИ НЕ ВОЗРАЖАЕШЬ.
– Э… кстати, а как вы вошли! – спросил владелец магазина, снимая лошадь с витрины.
– СКВОЗЬ СТЕНУ. ЭТО ГОРАЗДО УДОБНЕЕ, ЧЕМ ЧЕРЕЗ ПЕЧНУЮ ТРУБУ, ПРАВДА?
Призрак бросил на прилавок маленький мешочек с монетами и с легкостью поднял лошадь. Хозяин лавки чувствовал себя так, будто окружающий мир вдруг взял и перевернулся. Кстати, то же самое утверждал вчерашний ужин, назойливо просящийся наружу.
Незнакомец окинул взглядом полки.
– ТЫ ДЕЛАЕШЬ ХОРОШИЕ ИГРУШКИ.
– Э… благодарю, благодарю.
– КСТАТИ, – сказал покупатель, направляясь к выходу, – ТАМ У ОДНОГО МАЛЕНЬКОГО МАЛЬЧИКА НОС ПРИМЕРЗ К СТЕКЛУ. НО НЕМНОЖКО ТЕПЛОЙ ВОДЫ РЕШИТ ВСЕ ПРОБЛЕМЫ.
Смерть подошел к стоявшей на снегу Бинки и привязал деревянную лошадь позади седла.
– АЛЬБЕРТ БУДЕТ ОЧЕНЬ ДОВОЛЕН. ЖДУ НЕ ДОЖДУСЬ УВИДЕТЬ ЕГО ЛИЦО. ХО. ХО. ХО.
Когда свет страшдества скользнул вниз по башням Незримого Университета, библиотекарь прокрался в Главный зал, крепко сжимая ступнями несколько нотных листов.
Когда свет страшдества озарил башни Незримого Университета, аркканцлер опустился в кресло в своем кабинете, тяжело вздохнул и стянул башмаки.
Ночь выдалась длинной и утомительной. Случилось много всякого странного. Например, он впервые в жизни увидел, как рыдает главный философ.
Чудакулли задумчиво посмотрел на дверь новой ванной. Что ж, все насущные проблемы он решил, и теплый душ пришелся бы весьма кстати. А потом, бодрым и веселым, можно будет отправиться на органный концерт.
Он снял шляпу, и вдруг что-то со звоном выпало из нее. Маленький гном покатился по полу.
– Еще один. А я думал, с вами покончено, – поморщился Чудакулли. – Ну и кто ты такой?
Гном испуганно таращился на него.
– Э… Помнишь… когда кто-нибудь появлялся, всегда раздавался звон, верно? – слегка запинаясь, спросил гномик, и выражение лица его говорило о том, что он прекрасно понимал: чистосердечное признание чистосердечным признанием, но хорошая взбучка гарантирована.
– Так?
Гномик поднял крошечные колокольчики и покачал ими. Раздалось очень печальное «динь-динь-динь».
– Здорово, правда? Это был я, гном Динь-динь-динь.
– Все, я понял. Пошел отсюда.
– А еще я умею разбрасывать искрящуюся волшебную пыль…
– Я сказал, убирайся!
– Может, споем «Вечерний звон святого Когтея»? – в отчаянии предложил гномик. – Очень модная, очень приятная песенка. А ну, вместе: «Вечерний (бам) звон (бом)…»
Чудакулли метко метнул резинового утенка, и гномика спас только молниеносный прыжок в сливное отверстие ванной. Откуда-то снизу еще долго доносились проклятия под аккомпанемент печального звона колокольчиков.
Оставшись наконец в полном одиночестве, аркканцлер скинул с себя мантию.
Когда библиотекарь наконец отошел от насоса, резервуары органа трещали по швам, и из них вылетали заклепки. С довольным видом библиотекарь поднялся наверх, на свое место, сел и таким же довольным взором окинул клавиатуру.
Подход Чертова Тупицы Джонсона к музыке ничем не отличался от подхода к другим областям знаний, обласканных его гением подобно всходам картофеля, побитым поздними заморозками. Чертов Тупица всегда говорил, что инструмент должен быть громким, широким и всеохватным. Таким образом, Великий орган Незримого Университета был единственным музыкальным инструментом в мире, на котором можно было исполнить симфонию для грома и хора жаб.
Теплая вода стекала по остроконечной купальной шапочке Чудакулли.
Господин Джонсон, вероятно неумышленно, спроектировал идеальную ванную – по крайней мере, идеальную для пения. Эхо и резонирующие трубы сглаживали все неточности и наделяли даже самого бездарного певца бурлящим, сочным, темнокожим голосом.
Итак, Чудакулли запел:
– Когда я вышел однажды да-да-да-да-да черт знает зачем – в общем, за да-да-да, я увидел прекрасную деу-вау-шку и, кажется…
Трубы органа гудели от едва сдерживаемой энергии. Библиотекарь хрустнул суставами пальцев. Это заняло некоторое время. А потом он потянул на себя рычаг давления.
Гудение превратилось в настойчивое «ум-ум-ум».
Очень осторожно он отпустил педаль.
Когда звуки органа донеслись сквозь стены, Чудакулли прервал свое пение.
«Отличная музыка для ванной, – подумал он. – Какой подходящий момент».
Жаль, правда, она заглушается всеми этими ванными штуковинами.
Именно в этот момент он и заметил маленький рычажок с надписью «Музыкальные трубы».
Чудакулли был человеком, который никогда не задумывался о том, за что отвечает та или иная кнопка, – ведь куда проще и быстрее выяснить все простым нажатием. Так он и поступил. Но ожидаемой музыки не последовало. Вместо этого несколько панелей бесшумно скользнули в сторону, открыв множество рядов бронзовых форсунок.
