Библиотекарь весь ушел в музыку, парил на ее крыльях. Его руки и ноги танцевали по клавишам, постепенно приближаясь к крещендо, являвшемуся финалом первой части Катастрофической сюиты Бубблы.
Одной ногой он ударил рычаг с табличкой «Форсаж», а другой открыл кран на баллоне с закисью азота (она же – веселящий газ).
Чудакулли постучал по форсункам.
Ничего не произошло. Он осмотрел пульт управления и вдруг увидел маленький бронзовый рычажок с надписью «Связь с органом».
Разумеется, аркканцлер немедленно потянул его. Однако и теперь музыка отказалась звучать, вторя звукам льющейся воды, но вместо этого раздался странный булькающий звук, который становился все громче и громче.
Разочарованно махнув рукой, Чудакулли принялся намыливать грудь.
– …Стремительный бег олененка… игра… ха? Что…
В тот же самый день дверь в ванную была заколочена и на ней появилась табличка:
«Не пользоваться ни при каких обстоятельствах. Это – ВАЖНО».
Однако, заколачивая дверь, университетский садовник Модо не стал забивать гвозди до конца – чтобы потом их легче было вытащить. Как говорится, он никогда не предполагал и никогда не располагал – просто хорошо знал, как работает разум волшебников.
Мыло найти так и не удалось.
Думминг и его друзья-студенты внимательно наблюдали за Гексом.
– Он же не может так просто взять и остановиться, – сказал Адриан «Чокнутый Дронго» Турнепс.
– Но муравьи остановились, – возразил Думминг и вздохнул. – Ну хорошо, установи эту штуковину на место.
Адриан осторожно установил маленького плюшевого мишку над клавиатурой Гекса. Машина мгновенно заурчала. Муравьи забегали. Мышка запищала.
Данный опыт повторялся уже в третий раз.
Думминг снова посмотрел на единственную написанную Гексом фразу:
«+++ Мое! Уа-а-а-а! +++»
– Мне совсем не хочется сообщать аркканцлеру, – мрачно произнес он, – что, как только мы убираем плюшевого мишку, эта машина перестает работать. Меня прибьют на месте.
– Э… но ты всегда можешь заявить, – подсказал Чокнутый Дронго, – что МПМ – неотъемлемая часть Гекса.
– Думаешь, это поможет? – неохотно спросил Думминг.
Если бы этот мишка хоть немного походил на свой лесной прообраз… Впрочем, какая разница…
– В каком смысле? Лучше ли это звучит, чем просто «маленький плюшевый мишка»?
Думминг кивнул.
– Конечно лучше. Без вопросов.
Гавейн сказал, что из всех принесенных Санта-Хрякусом подарков больше всего ему понравился стеклянный шарик.
А она спросила: какой-такой шарик?
А он ответил: ну тот, из камина. И вообще, с этим шариком он, Гавейн, еще не проиграл ни одной игры. Потому что он, шарик, катался как-то по-другому.
С приходом утра пошел снег, а нищие продолжали свое хаотичное, обратно-возвратное движение по городским улицам.
Периодически кто-то из них сытно рыгал. Все были в бумажных шляпах – за исключением Старикашки Рона, который съел свою шляпу почти сразу.
Из рук в руки передавалась жестянка со смесью выдержанных вин, спирта и еще чего-то, украденного Арнольдом Косым с завода масляных красок, что на Федрской улице.
– А гусь был весьма неплох, – сказал Человек-Утка, ковыряясь в зубах.
– Самое смешное, твоя утка, что у тебя на башке, никак не отреагировала на то, что ты хладнокровно сожрал ее сородича, – ковыряя в носу, ответил Генри-Гроб.
– Какая утка? – не понял Человек-Утка.
– Кстати, а что это было, такое жирное? – спросил Арнольд Боковой.
– Это, мой милый друг, был паштет из гусиной печенки. Готов биться об заклад, прямиком из Орлей. И кстати, весьма неплохой.
– А вот я от него расперделся.
– Вот он, мир высокого кулинарного искусства, – весело произнес Человек-Утка.
Наконец они подошли к двери любимого ресторана. Человек-Утка мечтательно посмотрел на витрину затуманенными глазами.
– Здесь я когда-то ужинал почти каждый день, – промолвил он.
– А чё перестал-то? – спросил Генри-Гроб.
– Не знаю… – пожал плечами Человек-Утка. – Некоторые части моей жизни… они все в каком-то тумане. Но точно помню, что тогда я был совсем другим человеком. Тем не менее, – он похлопал Арнольда по голове, – как говорится: «Лучше по-дружески закусить старым башмаком, чем съесть большой бифштекс с врагом». Эй, Рон, твоя очередь.
Они поставили Рона перед черным входом и постучались. Когда официант открыл дверь, Старикашка Рон широко улыбнулся ему, продемонстрировав все свои выпавшие зубы и обдав своим знаменитым прирученным запахом.
– Десница тысячелетия и моллюск! – воскликнул он, приложив руку ко лбу.
– Со страшдеством всех вас, – перевел Человек-Утка.
Официант хотел было закрыть дверь, но Арнольд Косой был наготове и тут же сунул в стремительно уменьшающуюся щель свой башмак
[27]
.
– Мы подумали, может, вы хотите, чтобы мы заглянули к вам во время страшдественского ужина и порадовали ваших клиентов приятным сантаславием? – сказал Человек-утка.
Рядом с ним вулканически раскашлялся Генри-Гроб. Кашель даже звучал по-зеленому.
– Бесплатно, конечно.
– Сейчас как-никак страшдество, – добавил Арнольд.
Тут следует отметить, что Арнольд Косой, Генри-Гроб, Старикашка Рон и Человек-Утка не состояли в Гильдии Попрошаек, поскольку даже у этой Гильдии были свои стандарты. Однако жили они довольно-таки неплохо – опять-таки согласно тем же довольно низким стандартам. И все благодаря правильному применению Принципа Уверенности. Люди были готовы отдать им все, что угодно, только бы эти жуткие нищие убрались с глаз долой.
Через несколько минут друзья снова отправились в путь, толкая перед собой тележку с довольным Арнольдом, обложенным наспех завернутыми пакетами.
– Люди могут быть такими щедрыми, – сказал Человек-Утка.
– Десница тысячелетия и моллюск.
Пока они толкали тележку через канавы и сугробы, Арнольд исследовал дары благотворительности.
– Какой-то знакомый вкус! – вдруг воскликнул он.
